Юрий Рытхэу - Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки

Едва Вэкэт оставил спасительный тент палатки, как ветер швырнул его на землю. Пошатываясь, Вэкэт побрел туда, где лежали собаки, точнее слегка возвышавшиеся снежные холмики. Только пристально вглядевшись, можно было увидеть легкую заиндевелую отдушину, обрамленную инеем.

Вэкэт шагнул с поднятым ножом к первому же холмику и разворошил его торбасами. Отряхиваясь, из-под снега показался Лелю. По привычке, он слабо тявкнул и попытался лизнуть в лицо наклонившегося над ним хозяина. Лелю видел нож, но не понимал его назначения и продолжал тихонько скулить, словно жалуясь на голод и жестокий, пронизывающий даже собачью шкуру ветер. Рука Вэкэта задрожала, и нож упал в снег. Потом он долго его искал, а слезы застилали глаза замерзающей пеленой, ветер вдувал снежинки в легкие, вызывая кашель. Пес тихонько скулил и пытался снова улечься в заполнившуюся снегом ямку.

Отойдя в сторону, Вэкэт стал сам себя оправдывать: было бы безрассудством закалывать одну из лучших собак. Такая собака стоит больших денег. Ока дороже самого жирного оленя, а в глазах знатоков вовсе не имеет цены…

Кого же все-таки заколоть? Ну разве коренную? Собака неважная, плохо слушается, норовит пойти рядышком, не натягивая постромков. Где же она лежит?.. Вэкэт побрел вдоль ряда снежных холмиков. Иногда он припадал на колени и слегка разрывал снежный куполок. Одни собаки равнодушно приоткрывали глаз, другие пытались ласкаться, несмотря на истощение. Но во всех собачьих глазах, даже в тех, которые открывались лишь на мгновение, Вэкэт видел выражение доверия. Доверия и надежды.

Преследуемый доверчивыми собачьими взглядами, Вэкэт кинулся обратно, едва не свалив истонченную, иссеченную многодневной пургой палатку, отшвырнул нож в сторону и заплакал.

Это была необыкновенная весна.

Когда пришла пора телиться важенкам, маточное стадо подогнали ближе к лагерю экспедиции. Там тоже начиналась своя страда. С главной базы ждали тракторный поезд с буровым оборудованием. Геодезисты выходили на холм и подолгу смотрели в южную сторону.

А Вэкэт дневал и ночевал в стаде. С каждым днем прибавлялось пушистых, смешных, лобастых телят. Беспомощные комочки жизни, они уже через несколько минут, сначала смешно ковыляя, а потом все увереннее становились на свои дрожащие ножки и бежали вслед за матерями. Важенки, гордые и счастливые, облизывали и обнюхивали своих детенышей и важно шествовали по протаявшей земле…

Агнес прибегала в стадо и вместе с пастухами поднимала упавших телят, относила их в укрытое от ветра место. Обычно разговорчивая, она была молчалива, и только в длинных ее глазах было удивление перед великим и простым чудом природы.

Тундра — слишком открытое место, чтобы отношения между Агнес и Вэкэтом остались незамеченными. Товарищи спрашивали Вэкэта, когда он собирается пригласить их на свадьбу, а Туар, будучи женщиной деликатной, лишь вздыхала и вопросительно смотрела на сына.

Когда наступило сравнительно спокойное время, Агнес все чаще стала заговаривать о материке. То, что она вспоминала родной город, в этом ничего удивительного не было, но вдруг в ее речи замелькали названия: Рига, Ленинград, Москва.

— Тебе никогда не приходилось бывать в Москве? — спросила она как-то Вэкэта.

— Нет. Прямо из десятого класса я пошел в тундру…

— Самое прекрасное в Москве — это Кремль, — мечтательно произнесла Агнес — Это такая красота!.. Я всегда смотрела на Кремль издали, с Софийской набережной. Примерно с того места, где находится английское посольство. Я стояла там долго-долго, пока не подошел милиционер и не спросил, чего мне тут надо. Очень красиво.

Агнес говорила не умолкая, и в ее интонации было что-то такое, от чего щемило сердце.

Сказать: «Не уезжай, оставайся»? Но как это можно произнести, если между ними не было сказано ни слова о том, что теперь составляло большую часть их жизни, что соединяло их и тянуло друг к другу?

Агнес не находила себе места. То она не отлучалась от Вэкэта, то вдруг исчезала на несколько дней, а у парня не хватало смелости пойти на базу экспедиции и разыскать ее.

Наступило лучшее тундровое время. Еще не появился комар, но тепло, а на бесчисленных озерах, речках и протоках тысячи птиц заполняли своим разговором воздух. Солнце почти не уходило с неба. Лишь около полуночи оно скрывалось за горизонтом и тут же снова выкатывалось на чистое небо. Недалеко — полярный круг: там солнце не уходило круглые сутки.

— Все повидала, — загибая пальцы на руках, перечисляла Агнес: — И оленей, и полярное сияние, и пургу, почти полярную ночь, становища оленеводов, собачьи упряжки. Целый набор экзотики, а вот полного полярного дня так и не довелось увидеть… Скоро буду дома. Сделаю вторую попытку поступить в университет в Тарту.

Агнес произнесла эти слова и выжидательно посмотрела на Вэкэта.

— Почему ты никогда ничего не скажешь? — с оттенком раздражения спросила она.

— Потому что мы решили об этом не говорить, — ответил Вэкэт.

Почувствовав в этих словах укор и боль, Агнес прикусила губу и долго молчала.

После этого разговора. Агнес была внимательна к Вэкэту и почти не оставляла его наедине. В свободное от дежурства время они бродили по тундре, распугивая куропаток, высиживающих птенцов, сидели подолгу на берегу озера, следя, как серебряной стрелой выскальзывают из воды танцующие хариусы.

— Ты меня будешь провожать?

— До самолета.

— Я уже опаздываю на экзамены. Все тяну-тяну, и ничего не могу поделать. Я ведь давно взяла расчет, осталось только деньги получить в управлении… Четыре телеграммы получила от родителей. Даже папа прислал одну… А я не могу никак решиться. Не могу…

Агнес заплакала. Вэкэт только раз видел слезы на ее глазах, когда слушали в палатке «Сорок пятую» Гайдна. Вэкэт растерялся. Он встал с кочки, принялся ходить вокруг Агнес, словно она была упавшей важенкой. Девушка подняла на него залитое слезами лицо:

— Ну скажи, кто ты — мудрец или просто так?

Вэкэт пожал плечами.

Действительно, кто он? Но разве что-либо изменится от того, что он скажет ей, чтобы не уезжала.

— Скажи мне что-нибудь, ну скажи! — молила Агнес.

— Чего уж говорить, — уныло произнес Вэкэт. — Теперь уже поздно разговаривать, надо ехать.

Агнес вскочила с кочки, словно ее подбросило пружиной. Она кинулась на Вэкэта, повалила его на траву, стала целовать, и ее горькие и соленые от слез губы произносили какие-то слова.

Через несколько дней Вэкэт попросил у директора совхоза отпуск на несколько дней.

Вездеход тарахтел, распугивая птиц, выжимая фонтанчики из заполненных влагой кочек. Уходила вдаль озерная гладь, и горизонт понемногу загромождался невысокими холмами, однообразными, как морские волны. Задний брезент вездехода был откинут, и можно было видеть две колеи разрушенной земли, которые уходили все дальше и дальше.