Юрий Рытхэу - Избранное. Том 1. Сон в начале тумана

— Почему так долго нет твоей дочери?

— Армоль далеко прячет дурную веселящую воду. Наверное, не могут найти, — стараясь быть спокойным, ответил Орво.

— Ты лжешь! — выкрикнул Ильмоч и выхватил из-за пояса нож.

Орво отпрянул. Но Ильмоч успел схватить его за рукав камлейки и притянул к себе, приставив кончик ножа к дряблой жилистой шее.

— Скажи, куда ты послал свою дочь? — закричал Ильмоч.

Встревоженные белогвардейцы схватились за ружья, и четыре ствола уставились на Орво. Лица русских перекосились от ярости и страха.

Орво вдруг подумал, чувствует ли кит то же, что и он, когда в него целятся столько ружей и над ним заносят гарпун с острым наконечником? Или он бесстрастен и не думает о себе и лишь беспокоится о том, чтобы не было худо другим? Но, наверное, так думает старый кит, который уже прожил большую жизнь и чьи мысли только о других, а не о себе.

— К берегу идут байдары! — крикнул кто-то, и Ильмоч отставил нож.

Он растерянно огляделся, словно прося помощи у тех, кто пришел с ним, но они тоже поначалу замешкались, загалдели что-то свое.

— Посмей только пикнуть! — прошипел Ильмоч прямо в лицо Орво. — Байдары пристанут к берегу, словно ничего не случилось, а ты будешь молчать.

— Опомнись, Ильмоч! — увещевал его Орво. — Эти разбойники втянули тебя в черное дело. Опомнись!

— Неразумный! — выругался Ильмоч. — Шкура тебе не дорога…

Один из белогвардейцев на ломаном чукотском языке сказал:

— Может быть, нам лучше уйти обратно в тундру?

— А большевик? — возразил Ильмоч. — Он сам плывет в ваши руки. Уж если решили от него избавиться, надо довести дело до конца.

Ильмоч шагнул к стене и снял свернутый кружок тонкого нерпичьего ремня. Крепко обмотав Орво и прикрикнув на женщин, которые стали было причитать, Ильмоч кивком головы позвал за собой бородатых и вышел из чоттагина.

Байдары уже были совсем близко от берега. На этот раз никто не встречал возвращающихся охотников: все притаились в ярангах.

Тнарат и Джон встали на нос. Они оба держали в руках по винчестеру.

— Вот они! — сказал Тнарат, чуть шевельнув дулом по направлению к берегу.

Впереди кучки вооруженных людей широко шагал Ильмоч. Он что-то громко говорил, но за шумом прибоя невозможно было расслышать его слова. А когда подошли ближе, все услышали:

— Антона давайте! Учителя ждем!

Однако учителя в байдаре не было. Конечно, его могли спрятать на дне, засунуть под кормовую площадку, заложить парусом…

— Учителя с нами нет! — громко ответил Тнарат.

— Врете! — закричал Ильмоч. — Если не выдадите большевика, мы перестреляем вас, как нерп!

— Не забывайте, что и мы вооружены и неплохо стреляем, — спокойно ответил Джон.

— А ты, Сон, помалкивай! — заорал рассвирепевший Ильмоч. — Ты такой же большевик, как и они! Кто первый посеял смуту среди нашего народа рассуждениями о несправедливом дележе?

Один из белогвардейцев подошел к Ильмочу и стал что-то горячо доказывать. Белогвардейцы видели, что силы неравны — против них было две байдары хорошо вооруженных, отлично стрелявших чукчей.

Храбрость понемногу покидала Ильмоча. Он видел, что просчитался: энмынцы не испугались, не пустились наутек, а русского куда-то спрятали. Что же с ним сделали? Не могли же высадить на остров. Здесь до ближайшего острова плыть не меньше дня.

— Самое лучшее, если вы уберетесь отсюда, — сказал Джон, по-прежнему держа в руках винчестер. — Тогда не будет выстрелов и крови. Война — не занятие для энмынцев. И ты, Ильмоч, своим новым друзьям посоветуй убраться восвояси.

Ильмоч смотрел в синие холодные глаза Джона и чувствовал, как сила уходит из ног. Словно неожиданно от неизвестной причины размягчились кости, и только отвердевшие от возраста жилы держали усыхающее от долгой жизни стариковское тело. Ильмоч вдруг вспомнил Армагиргина, его привычку ездить верхом на молодом пастухе, и подумал, что старик верно частенько оказывался в таком положении, как нынче он.

— Надо уходить! — крикнул он бородатым русским, а те, словно только и ждали этого слова, бросились наутек к своим нартам.

Белогвардейцы бежали умело, не оглядываясь. Бегство было не в новинку. Они бежали давно, из Забайкалья, через студеную Якутию, неприветлизое Охотское побережье, Колымское нагорье, сюда, на далекую Чукотку, откуда, говорили знающие люди, есть прямой путь в Америку. Они все еще называли себя спасителями России, солдатами верховного правителя Сибири адмирала Колчака, но на самом-то деле они были теперь просто беглыми людьми без родины, без твердой почвы под ногами…

В чоттагине Орво, по обе стороны связанного старика, прислоненного спиной к стене, сидели Вээмнэут и Чейвунэ и вполголоса причитали. Орво требовал, чтобы его развязали, но старухи не решались освободить мужа, опасаясь возвращения Ильмоча и его новых друзей.

— Пришел спаситель! — воскликнула Чейвунэ, узнав в двери Джона, схватила остро отточенный пекуль и занесла над ремнями, впившимися в кости старика.

— Что ты делаешь, безумная? — закричал на нее Орво. — Найди петлю и развяжи! Зачем резать? Ремень еще крепкий, пригодится.

Джон помог освободиться старику, аккуратно смотал ремень и повесил на прежнее место, на стену в чоттагине.

— Удрал Ильмоч со своими друзьями, — сказал Джон.

— Совсем выжил из ума старик, — осуждающе произнес Орво, но в голосе его не было гнева, словно речь шла о шалостях мальчишки.

Орво походил по чоттагину, поправил камни на очаге, сдвинутые чьими-то ногами, собрал мусор и бросил в огонь.

Поздно вечером появились из-за мыса Тынарахтына и Антон. Они шли по берегу моря, неся на плечах байдарку. Жители Энмына наблюдали за ними издали: каждый с порога своего жилища. Случившееся в этот день было непривычным и непонятным — никогда энмынцы не видели, чтобы одна группа людей, находящихся в здравом рассудке, подняла оружие на другую. И, хотя не было сделано ни одного выстрела и никто не был убит, смятение охватило сердца жителей маленького селения.

Каждый раз, когда Джон принимался за починку мотора, который работал все хуже и хуже, рядом появлялся Армоль и внимательно приглядывался.

Иногда он задавал вопросы, и Джон отвечал, разъясняя принцип работы бензинового двигателя, показывал, как устранить неисправность. А однажды, преодолев опаску, Армоль взялся за заводной шнур и довольно легко заставил работать обычно капризный мотор. Он был так доволен, что разразился громким криком:

— Он меня послушался!

После этого случая он несколько раз просил Джона ставить мотор на свою байдару и носился на утлом суденышке по лагуне, пугая дремавших бакланов.

Но горючего оставалось совсем мало, и Джон берёг его для осенней охоты, когда потребуется совершать дальние переходы с тяжело нагруженной байдарой. Моржовая охота перемежалась с поездками за плавником. Дерево нужно было для разных поделок в школе, на дрова, да и некоторые жители Энмына вдруг пожелали соорудить высокие столы для своих детей, чтобы им удобнее было заниматься.