Юрий Рытхэу - Избранное. Том 1. Сон в начале тумана

Пыльмау успокоилась и с видимым удовольствием слушала музыку и пение, не испытывая больше жалости и сочувствия к лишенным голосов певцам. Однако нагляднее всего объяснил принцип записи звука Орво, когда в яранге Джона собрались почти все энмынцы, чтобы послушать граммофон.

— Это как бы замерзшее эхо, — обратился Орво к присутствующим. — Эта черная пластинка вроде отвесной скалы — отражает голос и звук. Только скала сразу же отдает звук назад, а пластинка держит и может ее много раз повторять.

Один Яко не совсем верил объяснениям взрослых людей. Ему все казалось, что самое убедительное объяснение — это то, что внутри ящика находятся человечки с маленькими музыкальными инструментами.

И когда в яранге никого не оказалось, кроме Тынэвиринэу-Мери, Яко, оставленный за няньку, выволок на середину чоттагина под световой круг музыкальный ящик. Труба легко снялась: Яко видел, как ее прикреплял отец. Тщательно обследовав ящик, он обнаружил шляпки гвоздей. Эти гвоздики были точно такие, как на винчестере, и, чтобы их вытащить из дерева, нужна отвертка. Но, когда нет отвертки, ее вполне может заменить кончик охотничьего ножа.

С замиранием сердца Яко снял верхнюю крышку… но внутри вместо ожидаемых человечков обнаружил металлические части. Яко отвинчивал их одну за другой, но человечков все не было. Горько было разочарование, и Яко с досадой запихал обратно разъединенный механизм граммофона, поставил крышку и унес музыкальный ящик на место.

— Нету там ничего, — сокрушенно сообщил он сестричке, таращившей круглые глазенки. — Человечков нет.

Когда в этот вечер энмынцы пришли послушать музыку, Джон обнаружил, что музыкальный ящик молчит. Ручка завода свободно проворачивалась в своем гнезде, а внутри деревянного ящика с грохотом перекатывались части механизма.

Яко сидел в углу ни жив ни мертв. Он понял, что испортил музыкальный ящик, хотя и старался, чтобы все внутренности поместились обратно.

— Что с ним случилось? — недоумевал Джон, вертя ручку и потряхивая ящик.

Глаза Пыльмау и сына встретились. Мать подошла, и Яко виновато сказал:

— Я искал человечков.

— Тебе же сказали — никаких человечков там нет! — закричала Пыльмау и схватила мальчика за ухо.

От страха и боли Яко завопил на весь чоттагин.

— Что ты делаешь? — Джон отобрал мальчика у разъяренной матери, — Успокойся, Яко. Ты хорошо сделал, что посмотрел. Молодец. Стараться узнать новое — в этом ничего плохого нет. Только в другой раз возьми меня в помощники. Хорошо, Яко?

Мальчик перестал плакать и в знак согласия кивнул.

Граммофон починили, и в темные осенние вечера по притихшему Энмыну разносились звуки духового оркестра. Негритянские певцы рвали сырой прохладный воздух своими резкими голосами.

Моторный вельбот принес радость и новый порядок жизни в Энмын. Теперь расстояния сократились, и поездка в Уэлен или Кэнискун не составляла большого труда. Единственное, о чем надо было заботиться, — это о горючем.

— Если бы мотор мог есть нерпичий или моржовый жир! — мечтал Орво. — Тогда мы бы уходили далеко в море, где еще никто не стрелял, где зверь не пуган.

Охотники побывали на Инчоунском лежбище, но в этом году моржа было немного, и вся надежда была на промысел у собственных берегов. Однако лед в эту зиму пришел рано.

С утра ледяная каша подошла к берегу Энмына. Высокие волны кидались на мерзлую гальку, швыряли на берег огромные куски льда. Некоторые долетали до яранг и даже пробили в крыше яранги Тнарата дыру.

Несколько дней шел мокрый снег. Тропы Энмына обледенели, и людям стоило большого труда добраться из одной яранги в другую. Собаки не высовывали носа из чоттагинов, да и люди без особой нужды не выбирались из теплых жилищ.

Когда Джон ходил за мясом в земляное хранилище, ему каждый раз казалось, что небо нависает все ниже и ниже, волны подбираются к ярангам и вся эта враждебная, чужая природа старается поглотить одинокое маленькое селение.

В одну из ночей ударил мороз, сухая снежная пелена покрыла землю и выровняла успокоившееся торосистое море.

Нацепив на ноги «вороньи лапки», охотники вышли на свежий лед. От каждой яранги протянулись тропы к морю, а под вечер они окрасились свежей нерпичьей кровью.

Джон сидел в пологе и чинил порванные ремешки на лыжах-снегоступах. В чоттагине послышалось притопывание — так гости давали знать о своем приходе.

— Етти! — крикнул через меховую занавесь Джон — Мэнин? [36] Мэнин? — Кто?

— Гым, [37] Гым — я. — в полог просунулась голова Орво, а рядом с ним возникла другая.

— Ты его помнишь? — Орво кивнул на соседа. — Это Ильмоч, у которого ты жил, когда Кэлена лечила твои руки.

— Как же! — воскликнул Джон. — Отлично помню!

Пыльмау не надо было напоминать о том, что надо приготовить угощение. Выпив две большие чашки крепкого чаю, Ильмоч выжидательно посмотрел на Орво.

— Джон, — Орво обратился к хозяину, — Ильмоч много слышал о музыкальном ящике, и ему бы хотелось его послушать.

— Можно, — сказал Джон и крикнул: — Яко, давай заводи музыку! — Яко, совершенно голый, полез в угол и спросил отца:

— Женский голос заводить или мужской?

— Какой вы хотите? — спросил Джон у Ильмоча.

— Послушаем сначала мужской, — покосившись на Орво, сказал Ильмоч.

Кочевник слушал внимательно. У него было такое выражение лица, словно он понимал каждое слово лихой ковбойской песенки в исполнении Дина Моргана.

Когда пластинка кончилась, Ильмоч похвалил:

— Хорошо поет. Громко.

После мужского послушали женский голос и негритянский церковный хор. Гость остался очень доволен концертом.

— Я пришел к тебе, Сон, с подарком, — сообщил он.

— Это верно, — подтвердил Орво. — Ильмоч будет твой тундровый друг. Сейчас он тебе привез две оленьи туши, несколько шкур, камусы, пыжики и оленьи жилы для ниток. Все это он тебе дарит, как другу.

— О! Большое спасибо! — несколько растерянный таким неожиданным подарком произнес Джон.

Значит, не зря говорила Пыльмау о намерении Ильмоча стать его тундровым другом. Ну что же, иметь такого друга и лестно, и полезно. Вот только чем его отдарить? И надо ли отдаривать немедленно?

— Мы с Джоном скоро приедем к вам, пока вы не откочевали далеко от нас, — сказал кочевнику Орво.

Допив чай, гости ушли, и Джон сразу же спросил жену:

— Может быть, мне нужно было сразу отдарить Ильмоча?

— Нет, сразу нельзя, — ответила Пыльмау. — Не то получится не подарок, а вроде как бы торг. Вот как поедешь к нему в гости в стойбище, тогда и повезешь подарки.

Через несколько дней Орво и Джон, нагрузив нарты подарками для оленеводов, отправились в тундру. На нартах Джона лежали разные мелочи, купленные в Номе, — обрезки цветной ткани, белая бязь на камлейки, нитки, иголки, куски лахтачьей кожи на подошвы, ремни и два пузыря из нерпичьей кожи, наполненные топленым тюленьим жиром.