Юрий Рытхэу - Избранное. Том 1. Сон в начале тумана

Упряжки медленно удалялись от одинокой яранги. В тишине весеннего вечера громко каркали вороны, кружившие над дымовым отверстием яранги.

— Это ужасно, — содрогнувшись, произнес Бартлетт. — Такой крохотный народец и столько людей теряет!

— Если бы те силы, которые вы затратили на доказательство возможности существования человека в Арктике и на поиск новых земель, вы направили на исследование души северного человека, весь мир и человечество обогатились бы гораздо более ценными приобретениями, нежели клочок ледяной пустыни, затерянный в Ледовитом океане, — тихо, но размеренно сказал Джон.

Голод затронул и жителей большого селения Уэлен, но все же не так сильно. Здесь не было теней, отдаленно напоминавших человека, которые встречались в иных селениях.

Перекочевав и накормив собак, путники двинулись в Кэнинскун к Роберту Карпентеру.

Торговец встретил гостей громкими восклицаниями и, не дав опомниться, гут же потащил их в свою природную ванну, на горячие ключи.

— Я читал в прошлогодних газетах об экспедиции Стефанссона! — заявил за ужином Карпентер. — Это грандиозная затея! Честное слово, она меня больше заинтересовала, чем начало военных действий в Европе!

Карпентер чувствовал себя среди гостей весело и непринужденно. Он громко говорил, то и дело отдавал приказания жене и дочерям, которые не успевали вносить угощения.

За отдельным столиком чуть поодаль расположились Катактовик и Тнарат. Они молча ели и даже не прислушивались к разговору белых людей.

Капитан Бартлетт, разомлевший после живительной ванны среди девственного снега, поднимал тост за тостом.

— Предлагаю выпить за мужественный народ Севера! — провозгласил он, обращаясь в сторону Катактовика и Тнарата.

— В таком случае им надо налить тоже, — заметил Карпентер и потянулся к ним с бутылкой в руке.

Договорились о том, что Джон и Тнарат дальше не поедут. Дальнейшую судьбу капитана «Карлука» брал на себя Роберт Карпентер.

— Возвращайтесь к себе, — отечески говорил торговец. — Я слышал, что вы пережили трудную зиму. Лишились вельботов… Суров Север, суров! — повторил он, делая озабоченное лицо. — С непривычки здесь трудно.

Джон и Тнарат взяли у Карпентера в кредит патроны, порох, немного чаю, сахару, табаку и пустились в обратный путь.

Капитан Бартлетт и Катактовик направились на юг вдоль скалистых берегов Берингова моря. Через некоторое время им встретился чиновник русского правительства барон Клейст, который помог им добраться до бухты Провидения. Отсюда Бартлетт отплыл на китобойном судне «Герман» в Сент-Майкель на Аляске и послал канадскому морскому ведомству уведомление о случившемся.

Русское правительство и Соединенные Штаты Америки, чьи берега были ближе всего к месту бедствия, взяли на себя задачу спасти остаток экипажа «Карлука», находившийся на острове Врангеля. Американское правительство направило к заполярному острову судно «Медведь», а русское правительство — ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач». Однако русские суда, уже находясь в виду острова, неожиданно повернули обратно, получив приказ в связи с начавшейся войной.

За Дальним мысом, на узкой галечной отмели, вылегли моржи. Зимнее благополучие зависело от того, сколько зверя удастся забить. По словам Орво, это лежбище долгие годы не посещалось моржами, с тех пор как какая-то американская шхуна решила там поохотиться. Моряки, спустив на воду с полдюжины вельботов, фронтом двинулись на мирно спящих животных и открыли огонь. В звонкой тишине осеннего воздуха загремели выстрелы, кровь фонтаном хлынула на прихваченную первым морозом гальку. Огромные животные одно за другим роняли клыкастые головы друг на друга и замирали навсегда. Прибрежный прибой окрасился кровью.

Расстреляв лежбище, моряки с криком бросились на берег. У каждого в руках был огромный топор, которым они вырубали клыки из полуживых моржей. Части животных все же удалось удрать, прорвав заслон из деревянных вельботов.

Когда корабль, нагруженный моржовыми клыками, ушел, на берег спустились молча наблюдавшие за побоищем энмынцы. На глазах у многих стояли слезы, а руки, сжимавшие теперь бесполезные копья, дрожали. «Тогда я кое-как удержал моих людей, иначе они напали бы на белых, — признался Орво. — А белые убивали нашу жизнь, наше будущее». От Орво Джон узнал, что моржи после осквернения лежбища могут надолго, а то и навсегда покинуть его и перебраться на другое место.

— То, что моржи вернулись на старое место, добрый знак, — сказал Орво, когда они вдвоем с Джоном поднимались на Дальний мыс, чтобы обозреть оттуда сотни вылезших на галечные отмели хрюкающих жирных туш. — Боги не оставили нас милостями и вознаградили нас за те муки, что выпали нам прошлой зимой.

Орво произносил эти слова торжественно, и с морского галечного берега ему отзывались старые моржи, резвясь и нежась в ледяных волнах прибоя.

С каждым днем число животных на галечной отмели увеличивалось, и скоро с высоты мыса, кроме хрюкающих тел, ничего не было видно.

В яранге Джона собрались мужчины обсудить будущие дела и распределить силы так, чтобы добыть на лежбище как можно больше моржей и обеспечить себе сытую, спокойную зиму.

Прошедшая зима наложила на каждого видимый отпечаток. Даже у гордого и самоуверенного Армоля появилось в походке что-то новое, словно в ножных суставах что-то испортилось. Люди за лето отъелись, обрели былую уверенность, но с приближением холодных дней воспоминание о недавних лишениях возникало у них все чаще в памяти.

Пыльмау, как это было принято, вынесла в чоттагин все чашки, которые только нашлись в яранге, и принялась потчевать гостей. От уэленских припасов еше оставалась мука, и каждому досталось по половине большой лепешки, жаренной на нерпичьем жиру. Чай пили шумно, громко прихлебывая из чашек. Поначалу все молчали.

Орво уставился на дно старой китайской фаянсовой чашки и внимательно разглядывал полустершиеся иеро глифы, словно что-то понимая в них.

Неожиданно для всех первым подал голос Гуват, беднейший и тишайший житель Энмына.

— Я наелся и напился, и если больше нечего делать, можно ли мне уйти домой?

Все повернули головы в его сторону.

Большой и нескладный, Гуват стоял посреди чоттагина и глупо ухмылялся.

— Если ты так думаешь, можешь идти! — жестко сказал Орво. — И все, кто согласен с Гуватом, могут отправляться по своим ярангам.

Орво обвел собравшихся потемневшими от гнева глазами.

— Когда же мы перестанем быть как дети и не думать о нашей будущей жизни? Когда я смотрю на Гувата, я вижу в нем всю нашу глупость и беззаботность. У нас одно желание — быть сегодня сытым. А сегодняшний жир застилает нам глаза, и мы не видим завтрашнего голода… Да! Сегодня мы сыты. Но вспомните-ка прошлую зиму, и у вас на языке будет вкус вываренного ремня! В ушах зазвучат предсмертные стоны ваших близких! Памяти у вас нет!