Аркадий Первенцев - Испытание

Пришлось остановить машину у колонны автомобилей, доставивших очередную партию тачек. Богдан попросил присмотреть за машиной шофера в синей спецовке с русыми кудрями и пошел с отцом. На стыке двух участков они увидали столб с фанерной дощечкой и надписью «Ленинский район». С этим районом отправилась Валя. Вот и она. Богдан придержал отца за штабелем брусьев.

— Понаблюдаем ее в работе...

Валя набрасывала глину на перекрытие блиндажа. Рядом с ней работали две женщины. Одна из них — пригородная колхозница, босая, с подоткнутыми юбками, обнажившими ноги со вздувшимися синими жилами, вторая — худенькая интеллигентная женщина, в туфлях на каучуке и заграничной шелковой кофточке. Крестьянка, почти не сходя с места, методично бросала землю на бревна, изредка подтрунивая над женщиной в заграничной кофточке. Та не отвечала, но всякий раз улыбалась ее шуткам, частенько передыхала, облокотившись на лопату и рассматривая белые ладони, очевидно покрытые волдырями. К Вале приблизился коренастый сержант, из саперов, выбритый, подтянутый. Он что-то сказал ей, взял у нее лопату и принялся вскидывать землю быстрыми привычными движениями. Отдавая лопату Вале, он прикоснулся к ее руке и громко сказал: «Работаешь, девушка, классно...» Отойдя на минуту в сторону, сапер снова очутился возле Вали, закурил, поставил ноги на бревно и поглядывал на нее.

Богдан направился к жене, помахивая шляпой.

Заметив их, Валя кивнула головой и продолжала работать. Когда они подошли ближе, она улыбнулась, отряхнула с юбки пыль и озорным жестом откинула прядь волос, упавших на лоб.

— Ну, чего вы приехали? Здесь не любят чистых.

Она смотрела на безукоризненный костюм мужа, вишневые туфли, шелковую сорочку, шляпу, которую он небрежно держал в руках.

— Ишь ты, какая, — удивился Богдан, — один день поработала и уже отрекаешься. Что же мне надо было предварительно выпачкаться?

— Поплавать в луже, — Валя засмеялась.

— Я грязный, Валюша, — сказал отец, — мне-то, пожалуй, можно при вас находиться. Да, кроме того, чей привезли инструмент? Мой... Лопатки, тачки... А без инструмента и блохи не убьешь...

— Приехали за тобой, — заявил Богдан, — вероятно, скоро отбой.

Валя искоса поглядела на сержанта, тронула руку мужа осторожно, одним пальцем.

— Поезжайте сами. Я пешком приду...

— Поедем, Валька. — Богдан полуобнял ее.

— Нельзя, — она освободилась, — кругом жены красноармейцев, жены ушедших на войну. Не хочу быть исключением.

— Извини, не додумал... Но собирайся. Ты так без чулок и отправилась?

— За нами приехали автомашины, — сказала Валя, подойдя ближе. — Они привезли вторую смену и должны были отвезти нас. Но мы согласились вернуться домой пешком, а машины захватят зерно, его намолотили комбайнами и сложили в поле. Если я поеду с тобой, будет стыдно перед товарищами.

Богдан не смог возразить ничего.

— Тогда поедем одни, отец, — сказал он.

— Поедем, Богдан. — Старик приник к уху невестки: — Молодец, девка. А я думал, как ты стала губы красить да носить эту самую прическу, испортилась. Все до поры до времени, Валюшка.

В пути отец сказал Богдану:

— Перед смертью все равные. А ведь не вступи в бой все до единого, прийдет до всех смерть. Валюшка твоя не хочет от остальных выделяться. Правильно делает. — Старик немного помолчал. — А все же с главным прессом пока неважно, Богдан.

— Почему?

— Махина! Не подступись. Придется оставить.

— Взорвем пресс!

— Что ты! — испуганно подскочил отец. — Такой пресс... Сколько тысяч золотом отдано американцам?

— А вот придется взрывать в случае чего.

— Беда... — отец смотрел перед собой, — просто беда... Надо поднатужиться. Вывозить пресс. А ежели — шахты?

— И шахты взорвем.

— А Днепровскую? Помнишь, ездили на открытие. По дну реки ходили, а потом вода, вода закипела... бревна поплыли, дороги всплыли пыльные, вместе с конским навозом, с сеном.

— Тоже.

Старик вобрал голову в плечи и замолчал.

— Чего ты, отец! — спросил Богдан, уже влетая в город.

— Долго прожил я... лучше бы раньше в труну. Сколько строили, лелеяли!

— Снова построим.

— Я-то не увижу... не доживу...

Шевкопляса срочно вызвали в Москву. Он улетел на «У-2» с Романченком. На следующий день Шевкопляс позвонил Дубенко. То, что сообщил он, было совершенной неожиданностью. Его посылали на юг, в Сарабуз. Исполнилось заветное желание Шевкопляса, которое он лелеял с начала войны: его возвращали в авиацию родного Чефа.

— Это он сам устроил, — сказал Рамодан, выслушав Дубенко, — это он нам, помнишь его выражение, «вставил фитиль в оглоблю». То-то он уже две недели беспокоился, нет ли ему пакета Наркомата Военно-Морского Флота.

Ночью к прямому проводу вызвали Рамодана, и ночью же он появился в квартире Дубенко.

— Не выдержал, лично приехал с поздравлением, Богдане. Придется тебе принимать завод.

— Как так, Рамодан?

— Очень просто. Говори спасибо Ивану Ивановичу Шевкоплясу. Приехал с тобой посоветоваться. По-моему, нужно будет рекомендовать наркому главным инженером Тургаева.

— Все совершенно неожиданно, — сказал Дубенко, — ну и Шевкопляс!

— Ругать его подождем, Богдане, — вступился за Шевкопляса Рамодан, — может, такая обстановка на Юге, что в самом деле необходим там такой воздушный бродяга, как наш директор. А здесь мы как-нибудь сами сумеем смотать удочки...

Шевкопляс вернулся из Москвы с видом победителя. Выскочив из кабинки самолета, он прошел к себе, потряхивая снятым с головы шлемом и козыряя встречавшим его.

Когда Богдан зашел к нему, Шевкопляс похлопал его по плечу.

— Пока ты будешь и за главного инженера. Тургаев пусть занимается своим делом. Кажется, он там что-то начинает мерекать с новой машиной, заложите опытную, и пойдет Тургаев главным конструктором.

— Как-то без тебя скучно будет, Иван Иванович.

— Вот это другой разговор, браток, — Шевкопляс подсел к Дубенко, — тебя наверху уважают. Мнения очень высокого. Мне тебя и рекомендовать не пришлось — сразу решили. Так получилось, что вроде я и не нужен. Здесь меня держали вроде в санатории для подкрепления здоровья! Так?

— Напрасно прибедняешься, Иван Иванович.

— Может, и напрасно. Ведь пришлось же поработать Шевкоплясу?

— Пришлось.

— Без дураков только?

— Иван Иванович, — Богдан укоризненно покачал головой, — я сейчас и не представляю, как мы будем без тебя.

— Повернетесь, Богдане! Только прошу, не разваливайте всего. Побеседовал я в Москве с настоящими людьми. Серьезно все принимают, трагедий не разыгрывают. Промышленность эвакуируется по плану. Все расписано. Ну, правда, не аптека, ты сам понимаешь, но дело обходится без паники. Самолеты нужно давать. Так? Как только на новое место приткнетесь, сразу же должно все завертеться. Не мы первые, не мы последние. А пока суть да дело, нужно будет, дорогой директор завода, подготовить для энской авиачасти, согласно общему договору, пятнадцать машинок...