Виль Липатов - Дом на берегу: очерки

Поймав на лету пачку сигарет, Михаил Сметанин вешает на условленное и удобное место гайковерт, отойдя в сторонку, неторопливо вскрывает пачку, размяв сигарету, прикуривает ее от газовой зажигалки… А как же уникальный гайковерт? Им, оказывается, потихонечку орудует Костя Варенцов, который теперь выполняет две производственные операции — свою и Мишину.

— Как же так получается, братцы, что на столь высокопроизводительном конвейере, столь (при полной проектной мощности ВАЗ будет выпускать 10, 5 автомобиля на одного работающего в год, а высшее мировое достижение — 11, 0) Как же так получается, что на высокопроизводи…

— Вечером, товарищи, вечером! — снова ставит нас на место неумолимый Папуля.

Молодежные холостяцкие общежития на ВАЗе так хороши, что им может позавидовать столичный институт, обучающий студентов самой модной и необходимой сегодня отрасли знаний. Модерные комнаты на двоих, всяческие удобства сангигиенического порядка, окна — во всю стену, мебель — последнего фасона, а главное — можно, не выходя из общежития на свет божий, безбедно существовать холостяку-одиночке. На нижних этажах многоэтажного здания — столовая, комнаты бытового обслуживания, красный уголок, холлы для отдыха и прочее, и прочее.

Комнаты в общежитии, естественно, несколько теснее Георгиевского зала, но в одной из них сегодня вполне хватает места, чтобы в жизненном пространстве поместились все до единого члены «нашей бригады». Каждый занимает место согласно своему характеру и привычкам. Слава Меньшиков чуть иронически созерцает шумное и веселое общество с подоконника, Галина Чистова — моя землячка — устроилась так, чтобы было можно украдкой заглядывать в настенное зеркало, шахматисты Костя и Миша сидят сейчас дружным рядком, харьковчане Сергей и Саша вольготно — они хозяева комнаты — развалились на кровати, Неля Губанова со строговатыми бровками сидит на отдельном стуле, Вера Федосеева — представительница ОТК — от Славы Меньшикова большую дистанцию не держит, а что касается мастера Юрия Семеновича Хлопова, то он занял единственное в комнате удобное кресло — начальство все-таки!

Речь, как и следовало ожидать, идет снова и снова о так называемой престижности труда, о болезненной на всех всемирно известных конвейерах Запада монотонии, о том — исчадие ли ада само конвейерное производство и не обречен ли каждый из сидящих в комнате ребят до дряхлого пенсионного возраста крутить гайки. Одним словом, разговор серьезный, философский, социологический. Слово, так сказать, в текущий момент имеет контролер ОТК Вера Федосеева. Она, оказывается, только на рабочем месте да наедине со Славой Меньшиковым щебечет да попискивает, а здесь — техник автомобилестроения! — голос у нее крепкий, глаза серьезные, движения сдержанные.

— Я так для себя — кустарно — определяю понятие микроклимат в бригаде, — задумчиво говорит Вера. — Дружба, взаимовыручка, взаимопонимание, необременительная, естественная терпимость друг к другу, подбор ребят по характеру, хотя… чесслово, лучше и целесообразнее, когда в бригаде каждый человек представляет собой неповторимую индивидуальность. Я в нескольких бригадах контролером ОТК работала и заметила, что, если соберутся люди с похожими характерами и темпераментами, ничего хорошего не вытанцовывается… Скучно и нудно в такой тщательно причесанной бригаде!..

Вера шутливо бросает в Сашу Фотиева, который пытается перебить ее, скомканный использованный билет в кино и продолжает:

— Никто тоньше, чем контролер ОТК, не чувствует, благоприятен или нет микроклимат в бригаде… Вы, голубки, умоляю вас, не зазнавайтесь, но наша бригада — уникальная. Я сегодня обнаружила всего шесть незначительных недоделок в автомобилях, а это — уникально…

За окном-стеной урбанистически шумит самый молодой и современный город автомобилестроителей. Мчатся во все концы и по всем дорогам — плохим и хорошим — стремительные «Жигули», возвращаются в гостиницы туристические «Икарусы» и автобусы-иномарки с заграничными гостями, сияют неоновые рекламы, цепочки фонарей дневного света образуют ожерельеподобные нитки, мокрый асфальт — недавно прошел короткий теплый дождь — романтически посверкивает, нарядная молодая толпа в разноцветных одеждах неторопливо плывет по «Бродвею», как молодежь называет центральный проспект почти в любом городе. Улицы — широкие, дома-скалы, архитектура разнообразно-неутомительная, «попахивает» порой папашей Корбюзье… Повторяем: ультра двадцатый век!

Бригадира Андрея Андреевича Зубкова — Папули — среди нас пока нет, он, бедолага, сидит на обзорной лекции по теоретической механике, но и без него — самого опытного и авторитетного — ярых полемистов в комнате предостаточно. Миша Сметанин, который год назад кончил техникум и теперь готовится к поступлению в институт, — человек начитанный и умный, в разговоре солидно нетороплив.

— С монотонией мы боремся легко, — объясняет он, — как картошку окучиваем… В сотне толстых книг утверждается, что однообразие труда человека отупляет, что он превращается в робота… Правильно! По существу абсолютно верно, но мы нашли рецепт против пресловутой монотонии… Мы боремся с ней постоянной сменой производственных операций… Вы уже, наверное, заметили, что каждый из нас умеет выполнять все работы в бригаде. Сегодня я, например, кручу гайку, завтра — ставлю ограничители, через неделю вожусь с глушителем… Именно поэтому проблемы монотонии, губительной однообразности труда у нас почти не существует. Да вы ведь еще не знаете, почему Папулю называют «Четырежды коронованным»… Слава, поразговаривай — ты любишь иногда…

Цыганская опереточная борода Славы Меньшикова окутана сизым дымом, среди буйной растительности маленькая трубка — на работе он курит большую, чтобы часто не набивать табаком, — почти не заметна. Сидит он на открытом окне, на высоте восьмого этажа.

— Признаюсь! — знакомым вальяжным басом произносит он. — Сдаюсь на милость победителей! Люблю, грешник, поговорить о профессиональном росте, так как дефектчиком навечно оставаться категорически и бесповоротно отказываюсь… А суть этой проблемы тоже отнюдь не сложна… Знаете ли, на заводе разработана точная и научно обоснованная система прохождения конвейерных рабочих по профессионально-техническому и даже административно-начальственному продвижению… Сегодня я — дефектчик, завтра, после окончания института, я, например, — бригадир, через годик-другой выбьюсь в наладчики автоматов на более сложных конвейерных линиях. А годиков этак через шесть-семь никто мне не помешает сделаться начальником участка или даже начальником цеха, если я… сам себе какой-нибудь неблаговидностью не помешаю… Такая вот продвиженческая система заинтересовывает человека в труде, создает, простите за наукообразность, мощный дополнительный стимул, мобилизует, вдохновляет, радует… Какие там еще есть трибунные торжественные словеса? А?!