Виль Липатов - Дом на берегу: очерки

После выступления Папули наступает тихая думающая пауза, которую опять нарушает иронический бас Славы Меньшикова:

— Вы только не подумайте, что на всем конвейере такая же тишь и благодать, как у нас в бригаде! Вы не сделайте ошибочного вывода, что и в нашей бригаде все тишь и благодать… О! Трудностей — вагон и маленькая тележка. Вера Федосеева его тут же поддерживает:

— Правильно! Мне довелось работать в бригаде, где дня не было, чтобы ребята меж собой не перецапались и чтобы брак не шел кошмарным потоком… Дрянной, отвратительный был микроклимат в этой бригаде — смотреть на работу было мерзко… Ух!

Влажный уличный воздух, что проникает сквозь окно-стену, шевелит волнистые легкие волосы Папули, его возбуждение постепенно проходит, и мы с Семеном Табачниковым опять дружно наседаем:

— Так за что вас, Папуля, прозвали Четырежды коронованным?

За бригадира отвечает Галина Чистова — опять вдруг серьезная и даже глубокомысленная.

— Андрей знает производственные операции в четырех смежных бригадах конвейера, — говорит она. — Он умеет и мотор поставить, и кардан с задним мостом смонтировать, и переднюю подвеску поставить, и тормозную систему отрегулировать, и амортизаторы установить… Четыре бригады — это полкилометра конвейера, пожалуй… За это Папулю и прозвали Четырежды коронованным… Просто ведь, а?!

Да, на словах — просто, а на деле… Мы-то уж знаем, что это значит — поставить мотор и смонтировать кардан с задним мостом! Ох, не просто это, весьма не просто… А Папуля сидит на окне — этот бригадир по прозвищу Четырежды коронованный — и спокойно выслушивает, как Костя Варенцов добавляет:

— Папуля хочет до окончания института все операции на главном конвейере освоить, а мы… Мы тоже не лыком шиты. Каждый из нас на две соседних бригады работать может — от этого труд еще веселее и легче кажется… Знать, уметь и мочь — это быть почти счастливым или просто счастливым…

Эрудиты, интеллектуалы, слесари-сборщики с дипломами и еще без дипломов, хорошие и простые ребята, такие, одним словом, каких на ВАЗе сотни. Уютно в комнате, светло, модерно, но тесновато, да теснота-то эта — благодатная… А вот мастер Юрий Семенович Хлопов продолжает молчать, хранит такую невозмутимость и такое выражение лица, словно по-прежнему сам с собой играет в шахматы. Отчего он помалкивает? Почему за два с половиной часа не обронил ни слова? Почему ни разу одобрительно или отрицательно не помотал крупной породистой головой?

…А это, читатель, тема уже следующего письма из Тольятти: почему и отчего молчит и редко улыбается дипломированный инженер, мастер Юрий Семенович Хлопов.

Юрий Семенович Хлопов закончил автодорожный институт, два с половиной года проработал в техническом отделе Горьковского автозавода, потом внезапно для самого себя решил поехать на Волжский автомобилестроительный завод, о котором тогда писала вся советская и зарубежная пресса. Его решение было одобрено молодой женой Галиной Сергеевной.

— Правильно, Юра! — решительно сказала она. — В Тольятти уже через год мы получим отдельную квартиру, а здесь…

Юрий Семенович поразился:

— Умница! О квартире-то я и не подумал.

Юрия Семеновича на ВАЗе привлекало другое — огромный размах технического прогресса, новейшая техника, хорошие, по его мнению, автомобили, перспективность, наконец, знаменитое Куйбышевское море, куда люди ездили отдыхать с таким же энтузиазмом, как на черноморское побережье.

— Итак, двинули?

— Двинули, Юра!

Приехав в Тольятти, молодой инженер и его жена сняли в «старом городе» комнату и уже на следующий день, побывав в маленьком и неуютном заводоуправлении (новое, грандиозное, еще только строится), получили назначение: Юрий Семенович — мастером на главный конвейер, Галина Сергеевна — в отдел экономики и планирования. На ВАЗе все делалось быстро: прием, оформление, выдача пропусков на завод. Одним, словом, на третий день Юрий Семенович пришел в бригаду, где становился самым главным лицом. Привел его на рабочее место начальник участка; поводив вдоль конвейера, сказал:

— Вот и все производственные операции. Недельку-другую поучитесь, попривыкайте, а потом… Не боги горшки обжигают…

И ушел, посвистывая. Молодой, тоже недавно окончивший институт.

— Не боги горшки обжигают…

Через три-четыре недели Юрий Семенович разобрался в делах бригады, начерно, как он считал, познакомился с людьми…

Высокий образовательный ценз — вот что в первую очередь поразило Юрия Семеновича в бригаде.

— Понимаешь, Галка, — рассказывал он жене, — Папуля заканчивает заочно политехнический институт, близок к окончанию его же бородатый Меньшиков, а все остальные — то на третьем, то на четвертом… И все, черт побери, спортсмены, а я… Я, Галка, брюшко отпускаю…

— Отпускай на здоровье! — засмеялась жена. — А вообще, как у тебя дела в бригаде?..

— А пока никак… — задумчиво ответил Юрий Семенович. — Бригада по себе, я по себе… Точек соприкосновения пока не намечается… Бригада работает, я наблюдаю.

— А народ какой в бригаде?

— Народ отличный! — искренне ответил Юрий Семенович. — Замечательный народ!

— Чего же тебе еще надо, Юрочка! Живи и наслаждайся жизнью.

Так оно и было на первых порах — молодой мастер испытывал радость от встречи с бригадой, с нетерпением ждал начала рабочего дня, ни секунды не скучал в течение смены. Он действительно чувствовал радость от того, как работали ребята, любовался их дружбой, искренне смеялся шуткам, следил за шахматным поединком Кости Варенцова с Мишей Сметаниным. И между Юрием Семеновичем и бригадиром Андреем Андреевичем Зубковым отношения сложились прекрасные. Папуля умел сделать как-то так, что мастер чувствовал себя мастером, а бригадир — бригадиром. Одним словом, дела шли хорошо, и бригада мастера Хлопова заслуженно считалась одной из лучших в цехе…

Беда пришла, как всегда, неожиданно и не оттуда, откуда в цех приходят беды. Как-то вечером, кончив хлопотать по хозяйству, жена присела на диван, взяла в руки вязанье, ласково посмотрела на Юрия Семеновича.

— А редко мы с тобой встречаемся, — с улыбкой сказала она. — То тебя нет, то — меня, словно живем на разных планетах… Ну, рассказывай, пришелец, как ты живешь, чем занимаешься?.. Из чего, например, состоит твой рабочий день…

Она засмеялась.

— Меня нельзя отделить от счетной машины, а с тобой что происходит?

Юрий Семенович тоже улыбнулся в ответ, открыл было рот, чтобы рассказать, что он делает на работе, как на ум пришла неожиданная мысль: «А я ведь ничем не занимаюсь, ничего не делаю!» Это было так поразительно, что он нервно стиснул руки, а Галина Сергеевна удивленно приподняла брови: