Вадим Сафонов - Дорога на простор. Роман. На горах — свобода. Жизнь и путешествия Александра Гумбольдта. — Маленькие повести

Баглай крепко обхватил Ильина и, почти закрыв своей огромной рукой всю его голову, бормотал:

— Ничего… Ты чего? Ничего…

Пуля пробила шатер Кучума. Хан вскочил с проклятьем. Сухая кисть его, похожая на лапу хищной птицы, легла на плечо поспешно вбежавшего в шатер воина.

— Махметкул?!

У вестника перехватило дыхание. Он пролепетал, что Махметкул ранен и ближние телохранители едва успели спасти его.

Хан вышел из шатра. Он услышал лошадиный визг, и грохот арб, и рев, подымающийся из–под земли за насыпью, и странный мгновенный тонкий присвист, будто птичий писк. Что–то глухо ударило, и вдруг все сотряслось, комья земли больно осыпали хана, а пыль запорошила ему глаза.

Он яростно вглядывался. Лучники стояли на одном колене, руки их непрерывно шевелились, и туловища качались: то отваливались назад, то наклонялись вперед. Все время двигались согнутые люди. Воины что–то подымали с земли и снова наполовину распрямлялись. Хан знал, что воины подымают и сбрасывают камни.

И, оттолкнув двух мурз, раболепно моливших его вернуться, он быстрыми шагами пошел к насыпи у края и стал там во весь рост среди согнутых людей и внезапно участившегося присвистывания и птичьего писка.

Кучум не красовался — просто хотел сам разобраться в положении. Сильно сократился его лагерь. Куски отсечены, но — хвала аллаху! — главный стан удержан. Здесь, над Иртышом, безопасно. Потерь пока нет. Если не считать этого кочевника или скотовода, червя, которого он приблизил было ради памяти брата, Ахмет–Гирея. Хан защищал его ото всех, подарил ему свое доверие. Сам послал его к русским. А тот бежал назад, едва занеся ногу на вал городка Атика, ни с чем бежал из русского стана. Трусость была ненавистна хану. Он велел поставить презренного на самое опасное место, дал бичи воинам–соседям. Дерзкий рус добрался доверху, он свалил вниз джигита с собачьими глазами и сердцем зайца. Стоило того! А трус успел всадить нож в спину храбреца. Хорошая мена, отличная мена!

Отбит приступ, нового здесь ждать нечего. Но сзади, со спины, с тылу, где город–столица, где поставил он яскальбинских князей…

Что там? Хан пошел по хребту Чувашева мыса, к уланам Махметкула. Вон оно — рев, близкий, подземный, жестокий. Топот перебегающих русов. Яскальбинцы? Где яскальбивцы? Несколько голов вдруг сразу выросли на краю. Одна — прямо против хана. Маленькая, остроносая, бледнолицая, со спутанными желтыми непокрытыми волосами, она показалась хану невыразимо омерзительной.

Взгляд хана на мгновение скрестился со взглядом врага. Хан хрипло вскрикнул и прыгнул вперед, чтобы сталью сабли заткнуть рот этой голове, точно из него и вылетел страшный подземный рев. Десять клинков протянулось, чтобы защитить и опередить хана.

Кучума оттащили от края. Кто–то повторял, задыхаясь:

— Пора уходить. Жизнь твоя драгоценна. Яскальбинские князья открыли путь врагу.

Хан стряхнул удерживающих его.

— Здесь стою. У меня остались воины. Пока я тут, не посмеет враг двинуться на Кашлык: в спину ударю, уничтожу!

Оп остался стоять. Словно вся прежняя сила встрепенулась в старом хане.

Вогулы погнали оленей домой, в свои юрты, укрывшиеся в непроходимых яскальбннских болотах.

Ушли остяки — зачем им хан Кучум, его бог, его война?

Он остался стоять, как стоит ствол дерева, с которого оборвали листву, обрубили ветки.

Так, все еще неприступным, простоял до ночи последний оплот Кучума — Чувашское укрепление.

Но ночью и туралинцы, люди из Барабы, коурдаки и аялинцы покинули хана.

Двадцать пятого октября хан велел столкнуть в Иртыш две бесполезные пушки, привезенные некогда из Казани. И когда они ухнули в реку, хан, покачиваясь, закрыл глаза.

Потом вскочил на коня, и тайной тропой конь, знавший дорогу, сам принес его в Кашлык.

Ночью промозглый туман закутал место побоища.

Тяжело ступая, прошел Ермак по кровавому полю.

Кругом перекликались голоса. Казаки искали товарищей. Раненых разбирали по сотням.

Сбитые в кучу, сидели и лежали пленники, загнанные в котловину. Их стерег караул.

Ермак остановился, опершись на саблю.

— Уланы, — злобно сказал Гроза, указывая на пленных.

Ермак ладонью рубанул воздух:

— Головы долой!

Тихий молитвенный вой раздался в котловине.

Ермак пошел не оглядываясь, запахнув зипун.

Земля всхлипывала под ногами.

Тела валялись на топком прибрежье, на береговых обрывах, во рвах, на валах и в засеках, которыми усилил Кучум Чувашское укрепление.

Сладковатый, едкий пар подымался от почвы.

— Три дня всему войску работать, закапывать, — сказал Мещеряк.

Михайлов качнул головой.

— Разберемся. Кого и в Иртыш.

— Юшланы, рухлядишку поснимать, — напомнил себе Мещеряк. Он стал прикидывать, сколько сайдаков, панцирей, хорасанских клинков досталось казакам.

В Кашлыке Кучум взял кое–что из своих сокровищ и с близкими своими бежал в Ишимские степи [41] На берегах Иртыша долго жило предание о зарытых сокровищах — Кучумовых кладах. В 1941 г. мне пересказывали в Тобольске это предание: из колодца в овраге Сибирки есть ход в подземелье, у входа там стоит вороной конь в золотой сбруе. .

Так совершилось событие, о котором в Кунгурской летописи, написанной простыми казацкими словами, сказано: «Ермак сбил с куреня царя Кучума».

Двадцать шестого октября 1582 года казаки подошли к Кашлыку.

День был на исходе.

Гора вздувалась глиняными голыми склонами за отвесными рвами, за ущельем, где катилась Сибирка. Ключи били на дне ущелья; вода сочилась под сорокасаженным срезом, которым гора обрывалась к Иртышу. Но только жесткий кустарник щетинился во впадинах да местами по крутизне тянулись рыжеватые полосы, похожие на ржавчину или на запекшуюся кровь.

Выше земля разбита в пыль и усыпана золой. Виднелись стены из обожженного кирпича. Дома из еловых бревен подымали шцтровые крыши над глиняными лачугами.

Казаки посовещались и подождали немного: они опасались засады. Не верили, что Кучум оставил это место, огражденное Иртышем, крутыми обрывами, стеной и валами.

Перелезли через один вал и увидели за рвом еще больший. Позади его, опять за рвом, был третий, самый высокий.

Город стоял пустым. Все его полукочевое население бежало.

И тогда русские поняли меру своей победы у Чувашева мыса. Они взобрались по извилистой крутой улице. Запах навоза, отбросов многолетнего человеческого обиталища застоялся в ней. Казаки входили в столицу стройно, по сотням, со знаменами и трубачами.

Ермак сразу выставил крепкие караулы у ворот.

С вершины горы он оглядел окрестность.

— Тут устроимся…

Седая грива Иртыша у береговых излучин, пустынный лес в далях и стаи воронья над водой на западе, там, где черным горбом выдавался берег…