Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

— Я думаю, вы с ним хорошо разговаривали…

— Правильно, хорошо, — поддержал Самсонов. И, понизив голос, сказал почти шепотом: — Вы знаете, он член парткома завода и депутат горсовета. Как же это понимать? Член парткома — и волосья, из-за которых даже шеи не видно. Куда же мы идем? Это что, нормально? Почему мы позволяем такое ослабление этики и элементарного порядочного поведения?

— А как вы относитесь к лысым? — спросил Петров.

— Как — к лысым? — не понял Самсонов.

— Ну, у которых совсем нет волос на голове. Это же тоже ненормально. У всех есть, а у них нет. Может быть, запретить им в таком виде появляться в обществе?

— Иронизируете?

— Почему же? Я вполне серьезно. И готов обсудить этот вопрос.

Самсонов пристально посмотрел на Петрова, все еще надеясь, что он шутит…

Но Петров был вполне серьезен.

Олимпиада наблюдала, как Татьяна собиралась на танцы. Она примерила одно платье, поколебалась и решила надеть другое.

— А тебе он нравится? — спросила Олимпиада.

— Не знаю еще, — призналась Татьяна. — Малость странный он.

— Это не он, а ты должна быть для него странной, — сказала Олимпиада. — Если хочешь знать, мужик скроен очень примитивно, он всех женщин разделяет на два варианта — которые сразу и которые не сразу. А ты ему выдаешь третий вариант — непонятный. Его надо удивлять. И поддерживать к себе интерес. А то он начнет сравнивать. Ага, ты, скажем, похожа на Лариску, а это уже неинтересно, ты должна быть ни на кого не похожей. Чтобы он помучился, разгадывая твой кроссворд.

— А если он в меня влюблен и я в него влюблюсь? — спросила Татьяна. — Зачем тоща эти игры?

— Ну, это счастье большое, — вздохнула Олимпиада.

— А может, лучше подождать своего счастья? — спросила Татьяна.

— Так можно всю жизнь прождать, — не согласилась Олимпиада. — Ничего, милочка, само не приходит. Иногда приходится свое счастье и за шиворот брать.

— Я тебя, мать, что-то не пойму. Кого будем брать за шиворот: Федора или этот психа? — посмеиваясь, спросила Татьяна.

— Пока держи в напряжении обоих. В нашей женской доле никогда нельзя знать, где найдешь, где потеряешь. Танька, да у нас интересная жизнь сейчас начинается. Не было ни одного, а теперь два кавалера, есть из чет выбирать.

Собирался на танцы и Петров. Он надел белую рубашку и начал сосредоточенно завязывать галстук. Узел не очень получался. В дверь постучали.

— На сегодня прием окончен! — крикнул Петров.

Вошла Ольга.

— Я тебя видела в галстуке только один раз. Сегодня во второй. Что случилось? — спросила она.

— Иду на танцы.

— Я бы, пожалуй, тоже не отказалась от этого мероприятия. Лет десять на танцах не была.

— Пойдем, — предложил Петров. — Только сегодня я не смогу уделить тебе должного внимания. У меня свидание.

— Ну, тоща я лучше останусь.

— Извини, — сказал Петров. — Но лучше оставайся.

Гремел оркестр. Большая летняя танцплощадка была заполнена до отказа. Оркестр все убыстрял темп, и танцующие уже понеслись вскачь.

Современная мода завоевала и Красногорск. Здесь было все: и традиционные костюмы с обязательными галстуками, и яркие рубахи с джинсами, и длинные юбки — «бананы», и уже консервативно-привычные «мини».

Петров танцевал с Татьяной, что-то ей говорил, и Татьяна смеялась.

Потом Татьяна танцевала с Уваровым и так же заразительно смеялась.

Когда Татьяна танцевала с Петровым, Уваров стоял в группе не танцующих парней и следил за ними.

Когда Татьяна танцевала с Уваровым, стоял в одиночестве Петров…

А потом Петров стоял у входа на танцплощадку, пытаясь рассмотреть в толпе Татьяну. Татьяну он так и не увидел, зато увидел Уварова, который вышел с несколькими парнями и остановился невдалеке, наблюдая за Петровым.

Петров огляделся — танцплощадка опустела. К нему подошел Борис и сказал:

— Михаил Петрович, кажется, вас собираются бить.

— Кажется, да, — согласился Петров.

— Мы вас проводим, — сказал Борис и позвал: — Витя!

К ним подошел плотный молодой человек.

Борис, Виктор и Петров шли по улицам Красногорска, за ними, на некотором отдалении, двигалась группировка Уварова.

— Михаил Петрович, — говорил Борис, — мы тут толковали между собой. Нехорошо получается. Вы исследуете, а мы вроде подопытных кроликов. Ничего не знаем. Может, рассказали бы что и зачем? Я говорил в парткоме. Там такое мероприятие поддержат.

— Давай, — сказал Петров. — Расскажу.

— Тоща после работы в красном уголке, — сказал Борис.

— В уголке жарко, — сказал Петров. — Давайте у речки. Наберем пива.

— А это будет считаться мероприятием? — усомнился Борис.

— Конечно, — сказал Петров. — Суть ведь останется. А если к пиву вяленой рыбки и соленых сухариков, очень даже совместится приятное с полезным.

— Попробуем, — не очень уверенно согласился Борис.

Петров оглянулся. Группировка Уварова продолжала их преследовать.

— По-видимому, они начнут на пустыре у сквера, — предположил Петров. — С одной стороны — стена, с другой — пруд.

— Конечно, это нехорошо, — сказал Борис. — Но нам надо начинать первыми. Иначе накостыляют. А так у нас будет хоть внезапность.

— Пожалуй, драться придется, согласился Петров. — Но только я и он. Один на один. Так будет справедливо.

— Опасно, — сказал Виктор. — Он вас потяжелее килограммов на двадцать. Если зацепит — рассыплетесь.

— Ну, это еще надо зацепить. Федор! — крикнул Петров. — Ты меня, наверное, очень боишься, если собрал столько помощников. Давай один на один!

Уваров вышел вперед, расстегнул ворот рубашки, отпустил галстук. Петров снял пиджак, и они пошли навстречу друг другу.

На следующее утро Петров и Людмила Ивановна продолжали прием.

— Начнем, что ли, — сказал Петров и потрогал пластырь под глазом.

— Пожалуйста. — Людмила Ивановна распахнула дверь, и в кабинет вошел Федор Уваров. — Федор, а чего тебе у нас надо? — удивилась она.

— Людмила Ивановна, — попросил Петров, — нам с Федором надо поговорить наедине.

— Что будем делать дальше? — спросил Уваров, когда Людмила Ивановна вышла.

— Ничего, — ответил Петров. — Вчера было семеро на троих. Завтра будет десять на десять, Послезавтра город разделится пополам. Потом все это перекинется на область, потом мы будем драться в масштабах Российской Федерации, потом…

— Я серьезно. — Федор был мрачен. — Государства договариваются, неужели мы не можем договориться?

— Государства могут, а мы — нет, — сказал Петров и добавил; — Федор, только она сама может решить…

— Решать буду я, — И Федор встал. — Не прощаюсь…

— Я тоже, — сказал Петров.

И снова Ольга была в инструментальной. Но теперь Вера Кутейщикова доже не старалась. Она подолгу искала инструмент, ходила медленно и уже не обращала никакого внимания ни на Ольгу, ни на ее секундомер.