Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

У кафе и ресторанов тянулись очереди.

— Сколько себя помню, — сказал Викторов, — всегда были очереди. Всегда, везде, во всем.

— Не преувеличивай, — сказала Анна Павловна. — Ты, например, уже никогда не видел очередей за хлебом, а я в них простояла не один год. И наверняка ты не помнишь, какие очереди выстраивались за телевизорами.

— Действительно, не помню, — признался Викторов.

— А сколько выстаивали за одеждой! Сережа мечтая бы, чтобы за одеждой его фабрики толпилась очередь. Так ведь не толпятся. Приходи, покупай! А покупать не хотят. Даже среднего не хотят, только хорошее.

Они сели за столик на открытой веранде. Бодров принес бутылку вика и мороженое. Се был мрачен и молчалив.

— Сережа! — сказала Анна Павловна. — Ну улыбнись же, все не так уж плохо. Мы вас обеспечим прекрасными моделями, а вы по ним сошьете прекрасные одежды.

— Если меня в ближайшее время не выпрут с фабрики, — усмехнулся Бодров.

— Выпереть тебя нельзя, — заметил Викторов. — Тебя можно не избрать.

— И все-таки не понимаю. — Бодров в раздражении стукнул ладонью по столу. — Ну почему все говорят «нет»? Почему никто не хочет рисковать?

— А зачем рисковать? — сказал Викторов. — Вот если бы рискнул — и выиграл тысячу. А выиграть можно двадцать рублей премии. Стоит ли рисковать из-за двадцатки?

— Дело не только в деньгах, — заметила Анна Павловна.

— И в деньгах тоже, — не согласился Викторов. — Вы знаете, что я заметил? Когда я прихожу решать какие-то проблемы к трем Петровнам, я инстинктивно одеваюсь поскромнее. Эти начальницы, от которых зависит, быть или не быть модной одежде, терпеть не могут, когда люди одеваются модно. У них же психология людей, которым ситец выдавали по карточкам, и они радовались и считали, что это нормально.

— Да, — согласились Анна Павловна. — Так считали еще совсем недавно, И вообще, одеваться красиво и модно считалось неприличным. Да и не было у большинства таких возможностей, Теперь возможности появились, но люди ведь меняются не так быстро и легко, как мода. Они живут рядом с нами и отстаивают свою точку зрения, а вы отстаиваете свою. Чтобы внедрить самую передовую технологию, произвести самые совершенные материалы, в наше время надо два-три, ну пять лет, а попробуйте что-нибудь внедрить в сознание человека за пять лет. Нет, на такое иногда не хватает и десятилетий. Вот вы сегодня предпочитаете куртки, джинсы — все, что спортивно и функционально, а лег через двадцать, когда вы сами будете руководить главками и министерствами, люди решат снова носить фраки и сюртуки. И вы наверняка будете против, станете доказывать, что во времена вашей молодости…

— Мы будем терпимее, — не согласился Викторов.

— Поживем увидим. Но давайте думать о сегодняшнем дне. Сережа, предположим, ты внедришь свою парусину и костюмы из нее пойдут нарасхват. А что дальше?

— Дальше специализация именно на молодежной одежде. Надо создавать фирму, чтобы все было в одних руках. И одежда, и обувь, и головные уборы. Во всяком случае, я этот вопрос буду ставить.

Бодров со своим портфелем-чемоданом и большой плоской коробкой в руках сошел с автобуса у дома Марины. Было воскресенье, и двор был полой людей. Были тут и фабричные. Он здоровался с ними, и с ним здоровались. Женщины не скрывали любопытства. Так, под перекрестными взглядами Бодров и вошел в дом.

Услышав шаги в коридоре, выглянула соседка Марины и от удивления так и осталась стоять в проеме двери. И с ней поздоровался Бодров. Поздоровался очень приветливо.

Марина стирала. На полу возился, что-то мастеря, ее пятилетний сын.

— Здравствуйте, — сказал Бодров и протянул мальчишке руку: — Меня зовут Сергеем Васильевичем.

— Я Александр, — представился мальчишка и добавил: — А зовут Сашкой.

— Я тебе привез самолет.

— У меня их шесть.

— Такого у тебя нет…

— У меня есть все.

— А ИЛ-шестьдесят два нет, не спорь.

— Правда, нет. А как ты узнал?

— Пока секрет. На. Начинай курочить.

— Не курочить, а собирать надо. Давай, я прямо сейчас начну. — И мальчишка туи же развязал коробку, вывалил детали на пол и развернул схему.

— Ты зачем пришел? — спросила Марина. — Тебя же все видели. Не мог до вечера подождать?

— Не мог. Я очень хотел тебя видеть, — ответил Бодров.

… Марина переодевалась перед зеркалом. Бодров терпеливо ждал.

— Ой, страшно, — сказала Марина и села.

— Да ты же моих отца с матерью всю жизнь знаешь, — рассмеялся Бодров.

— То-то и оно, — сказала Марина. — Так ведь и они меня знают почти всю жизнь. Не знали бы, пришла бы такая скромненькая, глазки потупила. А скромненькие старикам нравятся. Вот у меня приятельница есть, в магазине «Подарки» работает, из Курска она. Так та три раза замуж выходила, а приехала сюда — и снова в девушках.

— Что же, — сказал Бодров. — Не везло, значит, а тут, может, повезет.

— А вдруг и вправду повезет? — с надеждой спросила Марина. — Выигрывают же люди в лотерею! Ладно, пошли.

Они шли по улицам города. Бодров посмеивался, видя, как мужчины провожали взглядами Марину.

— Интересно, — спросил он, — что ты чувствуешь, когда тебя так рассматривают?

— А пусть рассматривают. Мне от этого ни холодно, ни жарю.

— Ну а тебе все-таки приятно?

— Конечно, приятно. Каждой женщине приятно, когда она нравится.

На скамейке перед домом Бодрова, как всегда, сидели старухи. Под их взглядами они прошли к подъезду. И тут Марина заколебалась:

— Может, в кино сходим? А к твоим зайдем в следующий раз?

— Пошли, пошли, — и Бодров взял Марину под руку.

Обедали молча. Молчал Бодров-отец, молчала мать, а Бодров-сын слишком проголодался и поэтому тоже молчал.

— Так у вас это серьезно? — спросил Бодров-старший.

— Серьезно, — ответил сын.

— Ну, тогда я свое выскажу.

— Но надо, Вася, — предостерегла мать.

— Выскажи, выскажи, — поддержал Бодров-младший.

— Я против, — сказал Бодров-отец.

— А я за, — сказал Бодров-сын.

— Ты, конечно, знаешь, что у нее до тебя с Витькой роман был?

— Знаю.

— Так вот, он продолжается. Ничего в нашем городе не может быть тайным, что не стало бы явным. Пока ты материю закупал, к ней Витька снова заходил.

— Я знаю об этом, — сказал сын.

— Но ты не знаешь другого. Он пришел вечером, а ушел только утром. Ну-ка, Марина, объясни, — потребовал отец.

— А почему она должна тебе объяснять? — спросил сын. — Даже когда она станет твоей снохой, она будет объяснять только мне. А мне она объяснила.

— Что они всю ночь газеты читали? — усмехнулся отец.

— Я ведь знаю, что тебе все Любовь Николаевна, ее соседа, рассказала, Так вот, передай ей, что она ошиблась. Виктор проходил к Марине вечером и еще утром забегал перед сменой. Она ему костюм шила.