Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

Как и во всякой компании, нашелся разбитной парень, который знал, как вести стол, за кого выпивать. Вначале за молодых, потом за родителей, потом за родственников ближайших, потом более дальних, за друзей, за соседей.

Людмила, Гурин и Катерина сидели вместе. Гурина узнали, подходили, просили выпить. Он пригубливал, но желающих выпить с ним было много, и рюмку его все наполняли и наполняли.

— Охолонись, — предупредила его Людмила. — Завтра у тебя тренировка. И двух минут не выдержишь!

— Выдержу! — бодро заверил Гурин. — Выдержим все, и широкую, ясную грудью дорогу проложим себе.

— Да, да, — подтвердила Людмила. — Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе.

— Придется, придется, — заверил ее Гурин и полез целоваться к Людмиле и почему-то к Катерине. Оттого что всю ночь готовили и не выспались, Катерина захмелела. Людмила заметила, что Катерина выискивает на столе соленые огурцы и квашеную капусту.

— И давно тебя на солененькое потянуло? — спросила она.

— Недавно. Сама удивляюсь, никогда соленого не любила, — призналась Катерина.

— Менструация была? — допрашивала шепотом Людмила, чтобы не привлекать внимания к их разговору.

— Нет. Задержка, — ответила Катерина и успокоила: — У меня это бывает. Смещение на два-три дня.

— А сместилось недели на две?

— Да, — призналась Катерина.

— Что будем делать? — спросила Людмила.

— Ты думаешь… — и Катерина не договорила этого страшного слова.

— Я уверена, — подтвердила Людмила. — Надо принять решение.

— Какое?

— Их всего два: или аборт, или замужество: Для первого аборта у тебя остался минимальный срок. В любом случае надо с ним говорить.

— С кем? — не поняла Катерина.

— С отцом ребенка.

— С Рудиком?

— Это тебе знать.

— Другого у меня не было. И что я ему скажу?

— Про все сразу и скажешь.

— И что обманула его? И что беременна? Я запуталась и завралась.

— Ничего, распутаешься. Рассказываешь ему все. Побурчит, конечно, но, если любит, женится.

— А если не женится? — спросила Катерина. — Потому что не сможет простить обмана?

— Значит, не любит. Кого любят, прощают. Правильно, дорогой? — обратилась Людмила к Гурину. — Или ничего не говори, обманывай и тяни дальше. Зарегистрируетесь, а потом признаешься, — продолжала она.

— Не хочу начинать семью с обмана!

— Не будет обмана — не будет алиментов. С паршивого козла хоть шерсти клок.

Антонина, увидев озабоченные лица подруг, пробралась к ним, по нескольким фразам все поняла.

— Девчонки! Дело-то серьезное!

В комнате, где остался Николай, его друзья кричали:

— Горько!

— Горько! — теперь уже требовала вся свадьба.

Антонина глянула на Николая, тот звал ее во главу стола. Антонина жестом почти приказала, чтобы он пробирался к ним. Николай пробрался с трудом. Его проход комментировали:

— Она должна к тебе идти, а не ты к ней!

— Будешь подкаблучником!

— Да убоится жена мужа своего.

Николай, не обращая внимания на реплики, добрался до подруг и спросил:

— Что случилось?

Но свадьба скандировала:

— Горько!

— Горько!

Николай и Антонина поцеловались. Им поаплодировали и тут же затянули песню: «По Дону гуляет, по Дону гуляет, по Дону гуляет казак молодой!!»

Людмила быстро пересказала Николаю создавшуюся ситуацию. Пока он был для них единственный мужчина, с которым можно посоветоваться, Гурин был не в счет: он уже сидел в обнимку с новыми друзьями и за что-то пил. Он держался довольно долго, но, чтобы не подумали, что он зазнается, решил не отказываться, все-таки замуж выходила подруга его будущей жены.

Николай все выслушал и поддержал решение подруг.

— Значит, действуем поэтапно. Вначале к врачу, потом звонишь этому козлу и все рассказываешь.

— А может, он не козел, — вставила Антонина.

— В этом мы убедимся в ближайшее время, — подвел итог Николай.

Но убедиться Катерине пришлось уже на следующий день. Еще до обеденного перерыва на территорию фабрики въехал автобус ПТС — передвижной телевизионной станции и два «рафика» с операторами, осветителями, звукооператорами, режиссером, ассистентами и дикторшей, которую тут же все узнали.

Из-за нее едва не остановилась работа в цехе. Всем хотелось посмотреть на живую дикторшу, которую видели только на экране телевизора. Оказалось, что в жизни она меньше ростом, чем на экране, и на ней чешские туфли, которые были почти у всех работниц цеха. В универсаме недавно появились такие туфли, и Леднев разрешил сделать обеденный перерыв раньше, чтобы его женщины купили туфли, пока в универсам не ринется вся фабрика. Леднев отгонял работниц от окон, объясняя:

— Снимать будут у нас в цехе. Это решение уже принято. Все увидите. И сами попадете в телевизор. У кого грязные или заношенные спецовки, пойдите к кладовщице, там для вас приготовлены новые.

Катерина всего этого не знала и не видела: она получала новые реле на складе. А уже выкатывались телекамеры, похожие на средних размеров пушки, сходство увеличивали длинные насадки объективов. Уже расставляли в цехе камеры.

Катерина погрузила реле на автокар, выехала во двор и увидела ПТС, осветителей, которые вместе с фабричными электриками тянули кабель.

То, что эти люди с телевидения, Катерина поняла сразу. Вряд ли среди них Рудольф, подумала она, зачем же ее так наказывать! На телестудии десятки телеоператоров, а Рудольф никогда не рассказывал, что он выезжал на заводы и фабрики.

На всякий случай она оставила автокар за углом и вошла в цех, стараясь пройти незаметно. Но ее заметили и сразу закричали:

— Катерина! Тебя разыскивает Леднев, даже на склад за тобой посылали!

Катерина забеспокоилась, но все-таки прошла к Ледневу в его кабинет, который больше напоминал застекленную кабину, но зато оттуда Леднев мог видеть почти весь цех.

У Леднева сидела красивая женщина средних лет. Катерине даже показалось, что она видела ее, когда была на «Голубом огоньке».

— Вот она! — обрадовался Леднев. — Героиня наших дней! Начинала штамповщицей, сейчас бригадир слесарей-наладчиков, и мы планируем назначить ее начальником участка. У нее инженерное мышление, она далеко пойдет. А это — режиссер телевидения, — представил женщину Леднев.

Режиссер осмотрела ее. В бесцеремонности ее разглядывания не было даже интереса. Катерину разглядывали как нечто неодушевленное, она сама так обычно рассматривала станок, прикидывая, с чего начать ремонт.

— Заменить косынку, — приказала режиссер. — Расстегнуть ворот кофточки! — и сама быстро и ловко расстегнула. — Ну-ка, пройдись! — скомандовала она. Катерина сделала несколько шагов. — Ножки ничего… Подберите ей халатик покороче!