Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

Матери она писала редко: жива, здорова, работаю, когда ходила в музеи, писала о музеях. Мать тоже отвечала редко: жаловалась на отца — стал чаще пить, дважды просила прислать денег. Катерина высылала из премиальных. Теперь премий не было. Деньги, выплаченные за декретный отпуск, расходились быстро, и она начала экономить. Пришло письмо от матери. Она снова просила денег. Наверное, можно было занять и послать, но Катерина написала письмо, что беременна, больше выслать не может, ей самой предстоят траты. Мать молчала почти месяц, потом пришло деловое письмо — она звала Катерину в Красногородск: летом на молокозаводе набирают дополнительно работниц, и после родов она сможет выйти на работу. Мать считала это единственным выходом, деньгами она помочь не могла, а позор переживем вместе, писала мать. Катерина ответила, что не приедет, что она поступила в институт.

Еще осенью в цех зашел директор завода и объявил, что политехнический институт проводит дополнительный набор на вечернее отделение.

— Я буду поступать в химико-технологический, — ответила Катерина.

— Легче перевестись, чем поступить, — возразил директор и протянул записку с фамилией декана.

Катерина решила посоветоваться с академиком и позвонила ему.

Академик, как всегда, односложно ответил:

— Приезжай.

Она приехала. Изабелла была подчеркнуто приветливой, пригласила поужинать. Академик выслушал Катерину и заметил:

— Директор прав. Поступай. Если поступишь, перевестись всегда можно. Целый год выиграешь. А с переводом я тебе помогу.

Академик расспрашивал, о чем пишет мать, какие новости в Красногородске.

— Зовет домой. Уже на молокозаводе договорилась о месте для меня.

— И что же ты?

— Не поеду, — ответила Катерина. — Буду выкручиваться здесь сама.

Академик молчал. Молчала и Изабелла, глядя в сторону.

— Мы понимаем твои трудности, — наконец произнес академик. — Конечно, после родов хотя бы первое время тебе надо пожить в нормальных условиях. У нас три комнаты, но, ты знаешь, я ведь в основном работаю дома, пишу книгу…

— Да я живу в нормальных условиях, — заверила академика Катерина. — У меня отдельная комната…

— Как отдельная? — не понял академик. — Ты разве не в общежитии?

— В общежитии, — подтвердила Катерина. — Но Антонина вышла замуж и переехала, Людмила тоже вышла замуж, и они снимают квартиру. Так что я теперь одна в комнате. И ко мне никого не подселяют.

— Это хорошо, — сказал академик. — Это хорошо, — повторил он и посмотрел на Изабеллу.

Катерина поняла, что они, по-видимому, обсуждали ее положение и, может быть, даже рассматривался вариант отказа в том случае, если Катерина после родов попросится пожить у них. И она еще раз отчетливо осознала, что ей придется рассчитывать только на себя.

Когда Катерина уходила, академик протянул ей деньги.

— Спасибо, у меня есть деньги.

— Бери, — грубовато посоветовала ей Изабелла, — не такие уж это большие деньги. Это он не для тебя дает, а для себя, чтобы совесть свою успокоить, все-таки помог родственнице, — усмехнулась она.

По ее виду Катерина поняла, что в их семейных отношениях появились какие-то сложности. В любой другой ситуации она никогда бы не взяла деньги у академика. Но теперь она почти не думала о самолюбии. Деньги ведь не для нее, а для будущего ребенка. Надо покупать коляску, одежду — пока она ничего не приобретала из суеверия.

Приехав в общежитие, Катерина пересчитала деньги академика. Триста рублей! Две ее зарплаты. Хорошие деньги!

Катерина сдала экзамены на вечернее отделение политехнического. Заполняя анкету, в графе «Семейное положение» написала: «Не замужем». Декан, просматривая анкету, глянул вопросительно на ее округлый живот.

— Не замужем, — подтвердила она и улыбнулась. Решив не врать, почувствовала себя спокойней и уверенней.

Директор по понедельникам обходил все цеха фабрики. В тот понедельник подошел к ней — он всегда заглядывал в закуток, где она заполняла наряды.

— Поздравляю с поступлением! Декан мне звонил. Ты ему понравилась. — Директор рассмеялся. — Он почему-то подумал, что ты беременна от меня.

— Не он один так думает, — улыбнулась Катерина. — Вы лучше ко мне не подходите, когда бываете в цехе, а то все в некоторой растерянности: с чего бы это директор уделяет такое внимание простой работнице?

— Ну, не простой работнице, а мастеру, — возразил директор.

— И об этом тоже говорят, — заметила Катерина. — Неспроста Леднев ее так двигает, наверняка по поручению директора.

— А на самого Леднева не думают? — спросил директор.

— Он не по этому делу. У него в цехе никогда ни с одной работницей романа не было. Про него не то чтобы говорить, про него даже подумать такое не могут.

— А про меня говорят? Ну и что же, кроме того, что ты беременна от меня?

— Говорят, — улыбнулась Катерина.

— И с кем же у меня сейчас роман?

— С технологом. С блондинкой.

— Ух ты! — удивился директор. — А я к ней в отдел ведь не захожу.

— Да на фабрике все про всех знают.

— Ладно, — пообещал директор, — усилю конспирацию. Как ты сама-то себя чувствуешь?

— Хорошо!

— Не бойся! Родишь нормально. У твоей бабки небось не меньше пяти было.

— Семеро.

— И ты на одном не остановишься.

— Вряд ли, — ответила Катерина. — Не больно-то сегодня мужики женятся на женщинах с детьми.

— Еще как женятся! — возразил директор. — Я сам женился на женщине с ребенком. А потом мы уже совместно двоих родили. Так что у меня трое сыновей.

— Ваша жена счастливая!

— Я тоже, — ответил директор.

Если счастливый, зачем же блондинка из отдела главного технолога, подумала Катерина, но, конечно, промолчала.

Теперь она на фабрику не ездила. По субботам приходила к Антонине и обычно оставалась обедать. Антонина тоже была беременна. Рожать ей предстояло через месяц после Катерины. На стройке она дорабатывала последние дни перед декретным отпуском.

К Людмиле Катерина ездила по воскресеньям. Людмила с Гуриным снимали квартиру рядом с метро «Сокол». Если Гурина не было дома, а он часто уезжал на загородную спортбазу именно на субботу и воскресенье, Людмила располагалась на тахте, брала спрятанные среди белья сигареты (при Гурине она не курила) и с удовольствием затягивалась.

В субботу Катерина, как обычно, позвонила Людмиле и договорилась, что приедет в воскресенье в три часа. Гурин был в отъезде. С утра Катерина отправилась в Третьяковскую галерею. Она использовала последние дни, понимая, что после родов долго еще не сможет ходить по театрам и музеям.

Она шла по залам галереи, не торопясь, всматривалась в лица на картинах и поражалась их уверенности и умиротворенности. Она хотела побыть в Третьяковке до обеда, но быстро устала, несколько раз присаживалась отдыхать и решила уйти. Вспомнила командировочного из Брянска: если бы не сбежала тогда, может быть, ее жизнь была бы сейчас другой. А, может быть, и с ним не получилось бы ничего, потому что и тогда она обманывала, а обман все равно раскрылся.