Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

Катерина, не торопясь, доехала до центра, прошлась по улице Горького. Большинство магазинов были закрыты. Она прикинула, что, пока доберется до общежития, надо будет снова собираться и ехать к Людмиле. Тогда она решила приехать к Людмиле раньше — все равно Гурина нет, а Людмила даже обрадуется, потому что никогда не любила оставаться одна.

Катерина замерзла, пока шла от метро, и сейчас с удовольствием думала, как выпьет горячего чаю. Она нажала на кнопку звонка, но дверь не открывали. Она позвонила еще несколько раз и села на подоконник на лестничной площадке. Вышедшая из лифта женщина подозрительно ее осмотрела. Еще примет за воровку, подумала Катерина, и позвонит в милицию. Дом был ведомственный, министерства обороны. Когда однажды Катерина заночевала у Людмилы и утром вышла из подъезда, ее поразило количество генералов — генералы с голубыми, зелеными, красными, черными околышками на фуражках, в брюках с красными лампасами, с золотым шитьем на погонах, садились в подъезжающие «ЗИМы». Если эта женщина из генеральской квартиры, то милиция приедет быстро, подумала Катерина. Она решила позвонить еще раз и, если не откроют, ехать в общежитие. Но Людмила открыла дверь.

— Ты чего раньше времени? — спросила она.

— Так получилось, — начала объяснять Катерина. — Я в Третьяковке с утра была.

— Могла хотя бы позвонить, предупредить, — недовольно пробурчала Людмила.

И тут Катерина кое-что сообразила. Она почувствовала, что краснеет.

— Извини, — Катерина начала снова повязывать платок. — Я пойду, пожалуй.

— Да ладно, — усмехнулась Людмила. — Проходи!

Катерина разделась, надела тапочки и увидела пожилого седого мужчину. Он курил длинную сигарету с фильтром. Мужчина встал и улыбнулся:

— Здравствуйте, Катерина.

— Здравствуйте. Вы меня знаете?

— Конечно, — подтвердил мужчина. — А вы меня не знаете?

— Не знаю.

— Я Петр Петрович. Разве Людмила вам обо мне не рассказывала?

— Не рассказывала. — Катерина растерялась, пытаясь вспомнить, что ей могла рассказывать Людмила.

— Не рассказывала, не рассказывала, — рассмеялась Людмила. — Ты знаешь, что я не болтливая и государственных тайн не разглашаю.

— Молодец. — Еровшин подвинул Катерине стул. — Садитесь, Катя!

— Проголодалась? — спросила Людмила.

— Не очень, — ответила Катерина.

— Значит, очень. Сейчас разогрею мясо. Развлекай подругу! — И Людмила ушла на кухню.

Катерину поразило, что Людмила такого пожилого мужчину называет на «ты» и что одета она в легкий нейлоновый халат, под которым не было ни лифчика, ни трусиков.

Теперь Катерина рассмотрела сидящего перед ней мужчину. С такими она еще не встречалась. Ее поразил его костюм: темно-серый в едва заметную коричневую полоску, темно-коричневый галстук, такого же цвета носки и светло-коричневые кожаные ботинки без шнурков на тонкой кожаной подошве. Как же он сейчас ходит в таких, подумала Катерина. Уже подтаивало, и по снегу, перемешанному с грязью, трудно было ходить, к тому же тротуары посыпали солью, и Катерина после каждого выхода из общежития вечером протирала и чистила зимние ботинки, на которых проступали соляные разводы.

— Я на машине, — сказал вдруг Еровшин. — Вы ведь подумали, как я хожу по такой слякоти?

И Катерина испугалась. Неужели он угадывает мысли?

Людмила принесла тушеное мясо, маслины, шпроты, зеленый горошек, мандарины и свежий огурец.

— Для тебя оставила, — сообщила она. — Тебе нужны свежие овощи.

Она достала початую бутылку вина.

— Тебе наливать?

— Не надо, — отказалась Катерина.

— Правильно, — сказал Еровшин. — Не надо. Сколько осталось, недели три?

— Четыре, — сказала Катерина.

— Замечательно! — обрадовался Еровшин. — Значит, маяться не будет.

— Почему? — не поняла Катерина.

— Родится в апреле. Говорят, что майские обычно маются. А я вас поздравляю с поступлением в институт.

— Это еще осенью было. Я уже зимнюю сессию сдаю.

— А вот Людмилу я не могу убедить, чтобы она пошла учиться. Она ведь очень способная.

— Я тоже так думаю, — призналась Катерина. — Она смогла бы стать и учителем, и врачом. Она умеет убеждать.

— Абсолютно с вами согласен. У нее просто дьявольская убедительность.

— Это когда? — посмеиваясь, спросила Людмила. — Когда я одетая или когда раздетая?

— Всегда, — заверил ее Еровшин и поднялся. — Девочки, с вами замечательно, но у меня дела. — Он подошел к Катерине. — Катя, все будет хорошо. Ни о чем не беспокойся. Вокруг тебя так много друзей.

— Не так и много, — вздохнула Катерина.

— Много, — не согласился Еровшин. — Людмила, Антонина, Николай, Леднев, твой директор, я — это совсем не мало, я уж не говорю об академике и Изабелле. До свидания!

Людмила поцеловала его в щеку, Катерина протянула руку. В передней он надел длинное пальто с кушаком, серую кепку, улыбнулся им и вышел.

— Кто это? — не утерпела Катерина, как только за Еровшиным закрылась дверь.

— Любовник, — ответила Людмила.

— Как ты не боишься? — ужаснулась Катерина. — А если бы приехал Гурин?

— А почему он должен приехать? Он в Новосибирске. Они завтра прилетают.

— А если он взял билет на другой рейс?

— Им билеты берут сразу на всю команду.

— Ну а вдруг? Получил травму. Или отменили рейс. Все может ведь случиться.

— Может, — согласилась Людмила, — но сегодня воскресенье. Даже если бы прилетела вся команда, этот козел не домой бы поехал, а на ипподром.

— У вас что-то случилось?

— Случилось, — ответила Людмила. — В прошлый понедельник мы должны были вносить первый взнос за квартиру — уже дом застраивают, я ездила смотреть. В конце Ленинского проспекта, тридцать восьмой квартал, по дороге во Внуково. В субботу сняли деньги со сберкнижки, а в воскресенье на ипподроме заезды. У него там поклонник работает. Гурин несколько раз выигрывал, не крупно, но и не по-мелкому. Шубу мне купил из цигейки. А здесь поставил немного, еще раз поставил остальные деньги — и все спустил. Я думаю, этого челябинского дурачка просто подставили. Я полгода откладывала каждый рубль. А вчера позвонили: или мы вносим две тысячи, или выбываем из числа пайщиков.

— И что же теперь делать? — ужаснулась Катерина. — У меня есть триста рублей.

— Да ничего не надо делать. Позвонила, объяснила ситуацию, и он привез деньги. — Людмила достала стопку сотенных.

— А когда отдавать надо?

— Никогда, — ответила Людмила. — Это подарок. Но Гурину я, конечно, скажу, что заняла, пусть погорбатится.

— Надо отдать, — забеспокоилась Катерина. — Иначе ты попадешь от него в зависимость.

— В какую зависимость? — усмехнулась Людмила. — Я в этой зависимости уже больше двух лет. И эта зависимость мне нравится. Приятная зависимость, когда в тебе ценят женщину, когда тебя любят, когда исполняют все твои желания. Ты думаешь, откуда у меня все эти дорогие шмотки?