Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

Людмила села на тахту, он присел рядом и стал расстегивать пуговицы на ее блузке.

— Стели, — предложила она. — Я в ванную.

Выйдя из ванной, отметила, что он застелил тахту свежими простынями с метками ее прачечной. По тому, как он торопился, поняла, что эти упражнения ненадолго. Так и случилось. В его возрасте, чтобы продолжить, потребуется минут сорок отдыха, подумала Людмила, но ошиблась. Доктор наук выкурил сигарету, надел спортивный костюм и сел к письменному столу.

— Это что-то новенькое, — усмехнулась она. — Так со мной еще не поступали. К тому же ты не выполнил и половины своей работы.

— Извини, — ответил он. — После такого я хорошо мыслю.

Ей ничего не оставалось, как поспать. Когда она проснулась, он продолжал работать за столом. Но все же, когда она собралась уходить, пошел провожать, взяв собаку для вечерней прогулки.

Это был вялотекущий роман, однажды он не звонил два месяца, и, когда снова появился в прачечной, Людмила полюбопытствовала:

— Это понимать как развод?

— Я был в командировке.

Встречи возобновились. В его квартире пахло псиной, на коврах валялись кости. Стол, подоконники, журнальный столик были завалены папками. Она попыталась убрать квартиру.

— Ничего не трогай, — предупредил он.

— А если женщина, на которой ты женишься, не захочет жить в этом бардаке?

— Я на такой женщине не женюсь. Я вообще никогда не женюсь.

— И тебе не хочется семьи, детей?

— Семьи не хочется. У меня есть лаборатория. К тому же на работе я пропускаю через себя от восьмидесяти до ста десяти человек в день. Дома предпочитаю молчать и никого не видеть.

— И меня тоже?

— Тебя я хочу видеть, но не чрезмерно, то есть не каждый день.

Можно было, конечно, обидеться, но на нервных и сумасшедших Людмила давно приучила себя не обижаться. А с этим даже говорить было неинтересно ни о чем. В театры он не ходил, только иногда она вытаскивала его в ближайший кинотеатр. Он смотрел минут двадцать, остальное время ожидал ее в скверике.

— Тебе неинтересно? — спрашивала она.

— Неинтересно, потому что все делается по нескольким стереотипам. Достаточно пятнадцати минут, чтобы понять.

— А что было дальше, когда ты вышел? — допытывалась она.

Он пересказывал абсолютно точно, что происходило в фильме.

— А как ты угадываешь?

— Ничего угадывать не надо, — объяснял он. — Нужен системный подход. В первые пятнадцать минут авторы обычно представляют всех героев. Есть два варианта: американский и русский. Американский положительный герой обычно побеждает и остается живым. Русский положительный герой побеждает и гибнет. Кто с кем встретится, какие ловушки подставит — все заранее просчитывается. Мне это неинтересно.

— А красивая операторская работа? А актеры?

— Все становится понятно за пятнадцать минут. В мире выходит в год до десятка интересных картин, я их смотрю в кинотеатре «Иллюзион». Мне этого вполне достаточно.

Он читал всего несколько книг в год. В тот год вышел двухтомник Фолкнера, и он его прочел. Людмила тоже пыталась прочесть, но больше тридцати страниц не осилила. Иногда она пыталась заговорить о космосе. У нас была первая женщина-космонавт Валентина Терешкова, которая вышла замуж за космонавта Андрияна Николаева. Ей это все казалось интересным, и она попыталась его об этом расспросить. Он ответил однозначно:

— Скоро разведутся.

— Почему?

— Потому что это не любовь, а эксперимент, но эксперимент непросчитанный.

Так и произошло, как он предсказывал.

— Но ты гордишься, что твоя работа связана с космосом? — не отставала Людмила.

— Гордиться особенно нечем. Мы безнадежно отстали от американцев.

— Как отстали, когда? — не поверила она.

— Как только запустили Гагарина. Мы способны на одноразовое усилие. Но потом надо много средств, чтобы этот успех поддерживать и развивать, у нас этих средств нет. И вообще, мы скоро станем не просто бедными, а нищими.

— Когда? — испугалась она. Ведь его прогнозы по поводу того, чем заканчиваются фильмы, всегда были точными.

— Нам осталось не больше десяти лет…

— Значит, надо копить деньги? — предположила она.

— Это бессмысленно, — ответил он. — При спаде производства начнется инфляция, и все денежные сбережения станут просто бумагой. Мы не конкурентоспособны практически ни в одной отрасли.

— Ты просто фантазируешь? — не поверила она.

— Нет. Это реальный прогноз. Мы подали его в ЦК и в правительство.

— И что же?

— А что могут эти старые дураки? Брежнев протянет еще несколько лет, его заменит точно такой же старик, потом еще один старик, потом придет более молодой и попробует подлатать систему. Это значит — уменьшить контроль партии, и тоже сразу все повалится.

— Я могу прочесть этот прогноз? — спросила она.

— Можешь. — И он достал с полки зеленую папку.

Людмила многое не поняла, многое пропускала, особенно графики и цифры, но и от того, что поняла, испугалась. Ученые предполагали, что первыми взбунтуются страны народной демократии, потом Прибалтика, Украина, на Кавказе и в Средней Азии начнутся войны, и Россия вынуждена будет воевать сразу и в Средней Азии, и на Кавказе, и в Прибалтике. И в этой ситуации американцы первыми нанесут атомный удар по России.

Утром Людмила успокоилась, но все-таки решила посоветоваться с Еровшиным. Позвонила ему, и он приехал. Она не назвала фамилию доктора наук, но пересказала, как могла, прочитанное.

— Есть такой прогноз, — подтвердил Еровшин. — И он вполне вероятен.

— А куда же вы смотрите, если все знаете? — ужаснулась Людмила.

— Мы знаем все, но еще не все можем. Но после Брежнева придет наш человек, и он сможет остановить этот процесс.

— Но Брежнев может прожить еще лет двадцать!

— Он проживет не больше двух. А насчет сбережений подумай. Во времена перемен умные люди не копили деньги, а вкладывали их в вечные ценности.

— А что такое вечные ценности?

— Антиквариат, он чем старше, тем дороже. Картины хороших художников, драгоценные камни…

— А у тебя они есть? — напрямую спросила Людмила.

— Есть, — признался Еровшин. — Немного, но достаточно, чтобы выжить мне, моей семье и тебе.

Но ты-то не вечен, подумала Людмила. Еровшин последние годы болел и уже несколько раз лежал в госпитале КГБ.

— Я бы хотела часть своих сбережений во что-нибудь вложить, ты скажешь куда?

— Я тебя познакомлю с человеком, который тебе даст советы лучше, чем я. Я сам у него консультируюсь.

Еровшин познакомил ее с Келлерманом, старым евреем-ювелиром. Он уже не работал как ювелир, но иногда реставрировал драгоценности. Людмила у него купила брошь с бриллиантами, золотую табакерку времен императрицы Екатерины. Все стоило дорого — на это ушло больше половины ее сбережений. Она вдруг поняла, что нужен богатый муж или хотя бы богатый любовник. Муж лучше, надежнее. Она бы даже не стала ему изменять. Но никто не подворачивался.