Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

— Она упорная и мнительная. Вдруг она подумает, что мне плохо? И вызовет «скорую помощь» или милицию.

— Чтобы вызвать «скорую помощь», ей нужно будет зайти к соседям и позвонить или спуститься к дворнику.

И тут звонить перестали. Загудел лифт, остановился на площадке, хлопнула дверь, лифт пошел вниз.

— Она выбрала дворника, — усмехнулась Катерина, открыла дверь и шагнула на пустую лестничную площадку.

— Я тебе позвоню, — начал было Петров, но в этот момент открылась дверь квартиры напротив, и Петров мгновенно захлопнул свою.

Катерина вызвала лифт. Рядом с ней стоял благообразный старик с тщательно расчесанной седой бородой. Из профессоров, подумала Катерина. В лифте она прислонилась к стенке и закрыла глаза.

— Вам плохо? — забеспокоился профессор.

— Да, мне плохо, — произнесла Катерина.

Она вышла из подъезда, оставив на площадке ошеломленного старика. Прошла к своей машине, двигатель завелся с пол-оборота, и она вырулила на набережную.

Все, решила Катерина, не получается, проживу и так. Есть Сашка, работа, подруги. Она вела машину почти автоматически: куда-то поворачивала, останавливалась у светофоров, отпускала сцепление, включала передачу, набирала скорость, тормозила и, когда опомнилась, поняла, что она едет на комбинат.

На проходной вахтер приложил ладонь к козырьку фуражки. Катерина ему улыбнулась. Не заходя к себе в кабинет, прошла в цех, где монтировали новую установку. Руководил монтажом Милькин, заместитель главного механика. С ним работали четверо наладчиков.

— Дай мне двух, — сказала Катерина, — и я займусь ленточным механизмом.

Она раскатала на полу рулон чертежей, над которыми вместе с ней склонился один из наладчиков. От него несло перегаром.

— Может, домой пойдешь? — предложила ему Катерина. — Протрезвеешь.

— Обижаешь, Александровна, — тихо ответил наладчик. — На вторую ночь остались. Сама видишь, на работе это не сказывается.

— Ну извини.

— Заходил Самсоныч, сказал, что ты Милькина главным назначила?

— Да, — подтвердила Катерина, — но только после того, как Самсоныч найдет себе работу.

— Справедливо, — согласился наладчик. — Забурел он, конечно. Руками совсем перестал работать, а головой уже не может. А ты где так хорошо научилась с инструментом управляться?

— Слесарем когда-то была на галантерейной фабрике.

— Значит, с самого низа?

— С самого…

— Вообще-то к тебе на комбинате хорошо относятся, резковата ты, конечно, малость, но с годами пройдет.

— С годами все пройдет, — усмехнулась Катерина.

Надо формировать свою команду, думала она, поглядывая на Милькина. Молодые будут стараться. С молодыми она за два года управится с реконструкцией.

— Часа через два закончим? — обратилась она к Милькину.

— Через сорок минут.

Милькин оказался прав. Через сорок минут они опробовали установку.

— Спасибо, ребята, — сказала Катерина. — Завтра всем благодарности с занесением в трудовую книжку и премии из директорского фонда. Можете отпраздновать, заслужили.

Наладчики здесь же, в цехе, расстелили газету, нарезали луковицу, огурцы, черный хлеб, разлили водку в бумажные стаканчики.

— Спасибо, — отказалась Катерина, — не могу. За рулем. Я бы чайку.

Чай вскипятили быстро, заварили щедро. Она выпила чаю, усталость начала проходить. Ее присутствие явно смущало наладчиков.

— Догуливайте. — Она улыбнулась и попросила Милькина: — Проводи!

Они шли по комбинату, шаги гулко отдавались в безлюдном огромном цехе.

— Формируй команду, — предложила она Милькину.

— Есть одно обстоятельство, — начал Милькин.

— Какое?

— Может быть, вы не знаете, но я еврей.

— Ну и что? А я псковская.

— Я беспартийный.

— Вступишь. Рекомендацию я дам.

— Вообще-то стыдно вступать в партию, чтобы получить должность.

— Ничего стыдного, — заявила Катерина. — Вступление в партию — это как прививка от чумы, противно, но необходимо.

Катерина вспомнила, что она повторяет слова своего первого директора. Может быть, лет через двадцать Милькин тоже кому-то повторит эти слова.

— Спасибо, — сказал Милькин.

— Это тебе спасибо, что снимаешь с меня часть груза.

С утверждением Милькина у нее, конечно, возникнут проблемы — теперь комбинат будет больше работать на оборону, а у оборонщиков свои требования к кадрам.

Милькин боялся, что он еврей, что он беспартийный. Боялись и те, кто был в оккупации, и те, кто был в немецком плену, и те, кто попадал в немецкие концлагеря, и те, кто побывал в советских лагерях. Может быть, из-за этого страха вступали в партию, чтобы получить хоть какую-нибудь должность — все-таки гарантия. А вот Александра, дочь Катерины, уже ничего не боялась. Недавно она принесла «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. Они читали его по очереди: Александра днем, Катерина — ночью. Катерина впервые осознала, что через лагеря прошли миллионы. Многие не вернулись. Но те, кто вернулся, ничего не забыли. А если эта власть пошатнется…

В Красногородске в районном отделении госбезопасности работал уполномоченным капитан Никишев. Он многих пересажал. Потом запил. Его уволили и пристроили в отдел кадров крахмало-паточного завода. Через три дня его проткнули железным арматурным прутом. А в их школе завхоз изнасиловал пятиклассницу, и, пока приехала милиция, мужики его уже забили в кабинете директора школы ножками от стульев.

Последние годы агрессия накапливалась всюду. Возникали драки в очередях, все больше пили, на следующий день после зарплаты в цеха не выходило до двухсот рабочих.

Катерина избегала разговоров с Александрой о политике. Когда смотрели выступления Брежнева по телевизору, никто не вслушивался в сказанное, его рассматривали, выискивая признаки прогрессирующей болезни, и гадали, что будет, когда его не станет. Кто придет на его место? Ведь должно же что-то измениться наконец.

…Катерина ехала по проспекту Мира, в этот вечерний час машин на улицах было немного. Ей не хотелось возвращаться домой. Можно было заехать к Людмиле. Но сегодня пятница, и у нее, вероятнее всего, режиссер. Антонина и Николай были на даче. Раньше всегда можно было позвонить поэту, заехать к нему, поговорить, но вот уже год, как она его похоронила.

Возле метро тетка продавала цветы. Катерина притормозила, вышла, купила, не торгуясь, букет астр. Подъехала к дому, обрадовалась, что возле подъезда можно приткнуть машину — пятница, многие уехали на дачи. Заглянула в комнату Александры. Дочь читала.

— Ну как? — спросила Катерина.

— Хорошо. — Александра увидела цветы. — Цветы? Откуда?

— Подарили.

Почти правда, подумала Катерина. В квартире Петрова в вазе стояли гладиолусы, привезенные с юга. Цветы-то были для нее. Просто не успела взять, слишком быстро удирала с этой нелегальной явки.