Иван Шевцов - Тля. Антисионистский роман

Во время нашей встречи Дмитрий Николаевич уже не был главным архитектором Москвы. Человек высокой культуры, волевой, решительный, приверженец национальных корней в градостроительстве, одаренный зодчий и живописец, он с сердечной болью переживал американоизраильскую духовную интервенцию в нашу страну. Ее он ощущал постоянно в своей работе, опекаемый главным архитектором Москвы Михаилом Посохиным - автором застройки чужеродного Новоарбатского проспекта, здания СЭВ и Кремлевского Дворца съездов. Я сам удивился, как быстро наше знакомство переросло в дружбу. Несмотря на большую занятость (заканчивалось строительство «России» и шла работа над проектом Дома Правительства), он часто звонил мне и приглашал приехать к нему. Он живо интересовался литературой, любил поэзию, советовал мне в очередном романе заняться проблемой архитектуры и градостроительства. Этот совет его я использовал в «Бородинском поле». Как-то в разговоре с ним я сказал, что одному отрицательному персонажу романа хочу дать фамилию Шуб, а его жену будут звать Полушубок.

- Ни в коем случае не делайте этого, - предостерегающе встрепенулся Чечулин.

- Почему? - делая вид, что не догадываюсь, поинтересовался я.

- У Промыслова помощник Шуб. Может принять на свой счет. А это страшный человек. Мстительный и коварный.

- Да мне-то что до него? Мне бояться нечего. У меня с Моссоветом никаких дел нет.

- Нет-нет, послушайте меня: не делайте этого, - настаивал Дмитрий Николаевич.

В застольной компании в его доме мне приходилось встречаться с разными людьми - порядочными и не очень. И даже с одним известным «агентом влияния», липовым академиком Георгием Арбатовым. Об учености этого «академика» Чечулин отзывался с иронией: «мелкий жур-налистишка, а вот вскарабкался высоко». Дело в том, что Г. А. Арбатов женат на племяннице супруги Дмитрия Николаевича - Светлане, и потому он на правах родственника бывал у Чечулиных. Так однажды мы оказались за одним столом. Мы сидели друг против друга, и мне забавно было наблюдать, как «мелкий журналистишка» изображал из себя государственную персону. Вальяжно развалясь на стуле, он гнусавым голосом тягуче ронял пустые, ничего не значащие слова, осторожно пригублял рюмку с вином. После такой встречи Дмитрий Николаевич спросил меня:

- Почему Арбатов вздрагивает при вашем имени?

- А вы его спросите.

- Спрашивал.

- И что он ответил?

- Говорит, если дать власть Шевцову, он пол-Москвы расстреляет.

- А вы как к этому отнеслись?

- Я спросил: а что, Москва состоит наполовину из сионистов?

В один из теплых июльских воскресных дней Дмитрий Николаевич пригласил меня приехать к нему на дачу в поселок Снегири. Перед этим он просил меня составить записку на тему: каким бы я хотел видеть реконструированную улицу Горького, начиная от Белорусского вокзала и кончая Охотным рядом. В то время он начинал работать над этим проектом. Теперь он просил захватить с собой мои пожелания. До этого я уже бывал один раз на даче Чечулина, тогда у него были гости, два архитектора из его мастерской, и поговорить нам по душам не довелось. Теперь же Дмитрий Николаевич сказал, что нам никто не помешает. Они были на даче в этот день вдвоем: Дмитрий Николаевич и Александра Трофимовна.

- Привезли свой «проект»? - сразу спросил Чечулин. Я кивнул и подал ему две странички, отпечатанныена машинке. В ответ он протянул мне свой проект реконструкции улицы Горького. Сказал:

- Читайте.

У него было страничек десять, поэтому он раньше закончил чтение моих двух страничек и, не дав мне дочитать, сказал:

- Удивительное совпадение, не правда ли? Выходит, мы единомышленники.

- А разве вы в этом сомневались?

- Вообще я не сомневался. Я имею в виду вот это совпадение, конкретное.

Да, мы одинаково думали, как реконструировать главную артерию столицы - исключая некоторые детали. Например, Дмитрий Николаевич предполагал в самом начале улицы у вокзальной площади построить гостиницу.

После обеда Чечулин предложил мне прогулку по живописным окрестностям. Разогретый палящим солнцем сосновый бор круто сбегал к реке Истре, исторгал густой хвойный аромат. С другой стороны стая кудрявых берез окаймляла поляну, покрытую цветущим клевером, над которым звенели пчелы и шмели, собиравшие буйный нектар. Лето было в разгаре. Дмитрий Николаевич часто останавливался под сенью берез, глубоко вдыхал сладковатый, пахнущей солнцем, березовым листом и клевером воздух и с каким-то печальным восторгом говорил:

- Какая-то все же прелесть - природа! Сколько в ней гармонии и красоты. А глупый человек часто творит дисгармонию и считает себя новатором. Вы хорошо делаете, что в своих романах много пишете о природе.

Человек эмоциональный, он был неутомимый жизнелюб, обожал все возвышенное и прекрасное и старался воплощать его в своем творчестве.

Судачили об излишествах в архитектуре - мол, эстетика не нужна, все должно сводиться к функциональному. Дом - это жилье, спальня. Административное здание - кабинет, рабочий стол. Все остальное, аксессуары, украшения - ненужное излишество. Стекло и бетон, не более того. Потому и города стали похожие друг на друга, что в России, что в Польше или Америке.

Я спросил его, установлена ли причина пожара в гостинице «Россия»? Лицо его потемнело, в глазах сверкнула душевная боль. Я понял, что затронул старую, но незаживающую рану и пожалел об этом.

- Нет, - тихо ответил он и прибавил: - Правду об этом едва ли мы узнаем. Во всяком случае наше поколение.

Это случилось 25 февраля 1977 года. Пожар начался в противопожарном узле и пульте управления и быстро распространился по этажам. Едкий дым от горящей синтетики затруднял спасательные действия, эвакуацию людей. В те дни в Москве проходило совещание секретарей обкомов партии. Жили они в гостинице «Россия». От пожара погибло свыше пятидесяти человек, в том числе семь секретарей обкомов, несколько иностранцев и ученых-физиков. Во время пожара в Центральном концертном здании «Россия» шел концерт А. Райкина с недвусмысленным названием «Все зависит от нас». Люди задавали вопрос: «И пожар тоже?» Почти в те же дни произошли пожары в здании Министерства морского флота, в МГУ, в поезде Москва-Ленинград. Дмитрий Николаевич считал, что пожар не был случайным, многие факты указывали на диверсию. За несколько минут до начала пожара у гостиницы собрались иностранные фотокорреспонденты. В коридоре был обнаружен сосуд от напалма. Немаловажно и то, что очаг пожара был в жизнеобеспечивающих центрах - противопожарном узле и пульте управления.

- Заметьте, - говорил мне Чечулин, - директор гостиницы - русский - был отстранен от должности и исключен из партии. Главный инженер - еврей - остался на своем посту.