Иван Шевцов - Тля. Антисионистский роман

С хозяином здоровались сегодня особенно тепло: никто не забывал, что он герой дня, хотя никто и не решался начинать разговор на эту тему. Когда все уселись по своим

излюбленным местам и люстра начала таять в облаке табачного дыма, Осип Давыдович сообщил, как приятную новость:

- Звонил сегодня Лев. Приглашал на крестины своего детища...

Это означало, что Лев Барселонский закончил новую картину, которой заранее отводилось место в сокровищнице бессмертия.

Беседовали пока обо всем понемножку, и все понимали, что это лишь прелюдия. Говорили о том, что над миром сгущаются тучи, и о том, что Юлины купили себе «вполне приличный» домик за сто двадцать тысяч далеко от Москвы, в районе Томска, «там, где не было затемнения». Иванов-Петренко заметил, что лично он предпочел бы Алма-Ату, но без компаньона не обойтись, поскольку такая отдаленная и «приличная» дача «обойдется в копеечку». Винокуров изложил свой дачный план: он решил подыскать «за сходную цену» крестьянский домишко комнаты на три-четыре в прикамской глуши, вдали от шума городского...

Наконец Осип Давыдович обвел всех присутствующих пытливым взглядом и спросил:

- Ну, как вам нравится сегодняшняя статья?

- Снова шумят, - отозвался тотчас Винокуров. Остальные вопросительно смотрели на хозяина «салона».

- Пошумят и забудут, - решительно заключил Иванов-Петренко. - Побеждают тех, кто не сопротивляется. Как это у военных говорится: наступление - лучший вид обороны.

И снова начался разговор, состоящий из полунамеков и недомолвок, где значение имели не столько сами слова, сколько тон, которым они произносились, гримасы и жесты, которыми сопровождались.

- Акварели Барселонского были хорошим началом, - говорил Иванов-Петренко, и все понимали, что это, собственно, была успешная разведка боем и что настало время переходить в решительное наступление на реалистическое искусство.

Непоседливый поэт, вскочив со стула и зашагав по комнате, мрачновато признался:

- Я до сих пор не понимаю, зачем нужна эта теория бесконфликтности.

- Вы, Ефим, неспособны серьезно мыслить, - урезонил его Иванов-Петренко. - Попросите Бориса, он умеет самые сложные вещи излагать элементарным языком.

Юлин с неизменной улыбочкой и не меняя своей независимой позы, которую он принял в день получения лауреатской медали, начал с наигранной ленцой:

- Весь смысл теории бесконфликтности в ее бессмысленности. Я надеюсь, Осип Давыдович на меня не обидится за этот парадокс. Любая замечательная мысль, доведенная до абсурда, превращается в свою противоположность.

Все засмеялись, а Семен Семенович Винокуров сказал серьезно:

- Это опошление большой идеи. Я думаю, мы теперь должны бороться за искренность в искусстве. Да-да, так нужно подавать, художник должен быть искренним!

- Вот и напишите такую статью! - простодушно выпалил Яковлев.

Винокуров посмотрел на него иронически.

- Тут главное, - проговорил он многозначительно, -чтобы моя теория была подтверждена практикой.

- Появление на выставке новых картин Барселонского, Пчелкина и Бориса будет лучшим подкреплением вашей теории, - вставил Иванов-Петренко. Он отлично понимал ход мыслей Винокурова:

- А что, если на выставке появятся картины, противные вашей теории? - полюбопытствовал Яковлев. - И именно они получат поддержку печати? Или еще хуже: печать откроет огонь по произведениям Барселонского, Пчелкина и Юлина, - тогда как?

Точно давно предвидя такой вопрос. Осип Давыдович ответил:

- Наши возможности на выставках и в критике неограниченны, и если бы вы, Ефим, были поумнее, то не задавали бы таких вопросов. А интересно, что дадут на выставку они? - перевел он взгляд на Винокурова.

Семен Семенович с видом осведомленного человека ответил:

- У Окунева - картина о Зое Космодемьянской. Написана гладко, интересно. Это раз. Машков может произвести впечатление. Это два...

- Машков? - Борис скептически скривил губы. - Чем? Золотой рожью и веселеньким частушечным солдатиком?

- Ваши сведения, Боренька, к сожалению, устарели. Машков заново переписал всю картину, - мрачно сообщил Винокуров

- Когда же он успел? - зрачки у Бориса удивленно расширились.

- Успел... - Острое лисье лицо Винокурова предупредительно вытянулось. О картине Владимира он узнал от Лины Пчелкиной. - Отрицать талант Машкова можно и нужно, но недооценивать его - неразумно и даже глупо. Дальше: Еременко заканчивает картину о Брестской крепости - это три. Вартанян выставит жизнеутверждающие пейзажи - это четыре...

- Вартанян отпадает. - Борис скорчил на полном холеном лице пренебрежительную гримасу. - Пейзаж есть пейзаж, и каков бы он ни был, картине он не конкурент. Что касается баталии Еременко, то она просто будет неуместной в дни, когда так энергично пропагандируются идеи мира. Ну, а Паше Окуневу мы подскажем, что не стоит пока выставлять свою картину, что над ней еще надо много работать.

- Вот это сказано умно, - похвалил Винокуров Юлина.

- Да, Окуневу можно посоветовать, - подтвердил Юлин, - а вот Машкову...

- Этого заносчивого парня только критика в печати может урезонить, - подсказал Семен Семенович. - Ну и в книге отзывов. - Винокуров перевел взгляд на Осипа Давыдовича и спросил: - Не повременить ли мне со статьей?

Иванов-Петренко пожал плечами.

- Наоборот, желательно ускорить ее появление в печати. Другое дело: стоит ли вам самому ее подписывать и дразнить гусей? Скажут: «Опять Винокуров!»

- Об этом я и хотел посоветоваться с вами, - живо подхватил Винокуров.

- Пусть подпишет Борис, - предложил Яковлев. Иванов-Петренко поднял ладонь, как бы отстраняя это неуместное предложение:

- Нет-нет, нужна нейтральная подпись! Лучше уж подписать статью вам, Ефим. Бориса надо держать подальше от подобных историй. Помните: Лев уже стар и надо думать о замене. Борис - это уже фигура, имя... Выдвинем в члены-корреспонденты, дадим заметку в энциклопедии...

Некоторое время все молчали. Каждый из присутствующих перебирал в памяти своих знакомых: кому бы из них можно было предложить стать автором статьи Семена Винокурова.

Первым нарушил молчание Борис:

- У меня есть предложение. Статью может подписать молодой искусствовед Людмила Лебедева.

Отекшее лицо Осипа Давыдовича прояснилось, он снял очки и, взмахнув ими, воскликнул:

- Блестящая идея! Что же вы молчали? - Все с этим согласились, и Юлин был очень доволен. Борис понимал, однако, что взял на себя очень деликатное поручение. «Карантинный срок» помолвки затянулся. По просьбе невесты свадьба откладывалась вот уже второй год. Отношения жениха и невесты становились все более холодными. Правда, Люся продолжала относиться к Борису с уважением. В ее глазах он был человеком трудолюбивым и предупредительным. Кроме того, он казался ей остроумным. Она была посвящена в его творческие планы, знала, что он готовит к выставке большую картину, задуманную им на южном курорте.