Юван Шесталов - Тайна Сорни-най

А медведь, с которого сияли шкуру, похож на человека. Сами видели недавно, когда охотники убили медведя…

«Медведь тоже человек, — говорит дедушка, — только дремучий лесной человек. Дикий он. Потому в берлоге живет. А если убьешь его, устроишь медвежий праздник, он вновь прозреет. Станет или человеком, или духом, богом или червячком, или ящерицей, или просто ветром.

Все рождаются и умирают, потом вновь рождаются то в одном облике, то в другом. Все зависит от поступков, которые совершал ты в своей жизни, — утверждает дедушка. — Но стремятся все быть духом высшим — человеком. Нелегко достичь высшего, просветленного состояния. Трудно достичь совершенства, но к этому надо стремиться».

«Интересно, кем я был? — думает Кирилл. — Может, вправду росомахой, как говорит, смеясь, бабушка. У-уф! Плохо быть росомахой. Росомаха черная, лохматая, вонючая, злая… К тому же ее люди зовут разбойницей, ворюгой. Нет! Нет! Я не мог быть росомахой. Нярмишка меня просто дразнит. Он такой колючий…»

— У-уф! Вот ее следы! — воскликнул Кирилл, увидев глубокие ямы на снегу, точно нарисованные через ровные промежутки большого снега. Вертлявая росомаха шла, видно, как обычно, прыгая, виляя толстым задом, махая пушистым хвостом.

Снег словно страница книги. Все на той странице написано. Возле ели протропил ровную строчку хитрый горностай. Сложный узор из следов вышила на снежном полотне юркая ласка. Вот строгий соболиный след. А тут купался в снегу кем-то испуганный заяц, видно, спасался от преследователя. А что за история произошла здесь, возле этих засыпанных снегом кустов тальника? Снег истоптан, помят. Здесь, видно, разыгралась лесная драма. Следы недавней борьбы запечатлел снег: краснели пятна крови и валялись перья. Кто-то с кем-то мерялся силой, кто-то кого-то здесь одолел. Вот ровная борозда, по ней волокли жертву. Два крошечных следа вокруг борозды. Наверно, это горностай. У него такой бисерный след. Двое волокли одного. По перьям похоже на белую куропатку. Зазевалась, наверно. Вот и потащили ее в глубокую нору. На белом снегу зияла темная рана. Это вход в убежище горностая. Под снегом тоже жизнь. Странно, маленькие и бескрылые горностаи съели крылатую большую птицу…

«Живут и побеждают не только крылатые, — любит говаривать дедушка. — Жизнь — борьба добрых и злых духов…»

— А это чьи следы? — вдруг воскликнул Кирилл. — Такие большие, глубокие. Не медвежьи ли?

— Медвежьи на человечьи похожи. А это копыта, — говорю я. — Лось, наверно.

— И правда лось…

Мы ушли от лося. Вышли снова к большой реке.

Вдруг увидели чудо: на противоположной стороне по берегу кто-то мчался на лошади. Сначала мы испугались. Подумали, погоня за нами. Хотели было прятаться. Но человек, взглянув на нас издали, стеганул лошадь плеткой и промчался дальше.

— Возьмите нас, дяденька! Нам в ту же сторону! — закричали мы.

Но дяденька не услышал. Он хлестал свою лошадь. Только снег вихрился под копытами.

Долго мы бежали за нартой. Но лошадь бежит быстрей. Скоро она скрылась за мысом…

Уже сумерки надвигались.

— Пойдем лучше по следу, — предложил приятель, — а то еще заблудимся. Человек этот ведь не в лес ехал. Может, там наши мамы.

— Нет! Речка, она всегда виляет. Зря потеряем время. Пойдем лучше прямо.

Но впереди не оказалось ни следа, ни речки. Пока спорили, что делать, совсем стемнело. На небе зажглись звезды. Казалось, они чуть позванивали. И снег стал звонче. Это заиграл мороз. Взошла луна. Глазом великана она выглядывала из-за заснеженного тальника. Если бы я был один, то наверняка испугался бы. А когда вдвоем, не страшно. Даже хорошо, что появилась луна. Снег заголубел, заискрился. И небо стало не таким мрачным.

Захотелось поиграть в загадки. И я под легкий хруст снега начал обычную игру:

Полная луна разливала голубовато-серебристый свет, тихо трепещущий над глубоко задумавшейся заснеженной рекой. Звезды усиленно мерцали, стараясь проникнуть своими нежными лучами через толщу лунного тумана, окутавшего землю. Лунная тишина заколдовала землю.

Мы шли теперь медленно, тихо переговаривались.

— Тебе не кажется, что луна — глаз великана? — говорит загадочно Кирилл.

— Кажется… Только не глазом великана, а будто из-за деревьев смотрит Танварп-эква.

— Та, которая по ночам любит щекотать? Так она ведь около деревни живет. Мама сказывала.

— А может, деревня правда здесь. Где-то недалеко.

— Пусть хоть Танварп-эква. Только бы недолго нам идти.

— Ноги мои стали каменными. Может, присядем?

— Садиться нельзя. Снег приворожит. И нам не встать потом.

— А мы не на снег. Вот на то поваленное дерево.

— Ладно, посидим. Я тоже устал. Хочешь хлеба? У меня еще два кусочка осталось. Даже с маслом.

— Откуда у тебя столько хлеба? Мы ведь уже вчерашнюю порцию съели.

— Я давно готовился. Не весь хлеб съедал. И сахар, и масло откладывал. Ждал, когда река станет.

— А чего ты мне не сказал? Я бы тоже…

— Я не думал, что ты…

— Смотри-ка!.. Глаз луны ближе стал. Может, и правда Танварп-эква?! Она тебя еще не щекочет? Меня, кажется, уже начинает. Ноги мои будто кипят.

— Танварп-эква трогает только спящих. А ты ведь еще не спишь. Или засыпаешь?

— Нет. Но…

— Смотри-ка! Смотри! Вот там! Кто-то едет.