Исаак Гольдберг - Жизнь начинается сегодня

— Василий Саввич! — хитро улыбаясь, прерывала его шумное ликование какая-нибудь пожилая шумная коммунарка. — Да ты чего это так шеперишься? Велика ли честь да радость от лишнего рта? У меня вот их цельное беремя, кажный год так и сыплются, так и сыплются, а я ничего. Пошто ты задаешься?!.

— Эх, какая ты непонятливая! — одушевлялся Василий. — Совсем это разное: то у тебя при прежней, при старой жизни ребята шли, в обузу тебе да в тягость были, а то нонче!.. Совсем разное!.. Нонче я ничего не боюсь! Не пропадет мой Владимир Васильич! В полных он правах с самых пеленок, с первого, как говорится, крику!.. Вот оно в чем дело!..

На радостях Василий ухитрился достать немного водки и появился в деревне полупьяным. Его немного пошатывало, он шел по пыльной улице, волоча за собой бурое облако, и пел несуразную какую-то песню.

Влас встретился с ним возле своего дома. Василий потянулся к нему и закричал:

— Товаришш!.. Друг!.. Прости ради всего! Загулял я немножко! Душа с радости взгорела!..

— Напрасно, — покачал головой Влас. — Ох, напрасно, Василий. Разве при новой-то жизни потребно да к лицу глаза водкой заливать?!

— Понимаю! Чувствую!.. — ударил себя в грудь кулаком Василий. — До самой печонки чувствую!.. Ну, не могу!.. Горит все во мне!.. Крутит!

— Ты, гляди, не закрути до беспамятства! Остерегись!.. Иди домой, проспись, да возьми себя в аккурат...

— Остерегусь!.. Ну, верь слову, друг, остерегусь!.. Как ты сказал, так и сделаю!.. Иду! Прямой дорогой иду домой!..

И он, действительно, направился к некипеловскому дому. Влас поглядел ему молча вслед. «Колобродит старое в мужике», подумал он. «На ниточке, пожалуй, новое-то в ем держится...».

Но на следующий день Василий забежал к Власу трезвый и сконфуженный:

— Оплошал я вчерась, Влас Егорыч. Совестно мне тебя. Уж так-то совестно!

— Ладно! — махнул рукою Влас. — Хорошо, что своевременно выправился.

— Своевременно! — Василий схватил Власа за руку. — Пойми, какое дело! Ранее у меня, коли попадет немного в голову, так я остановиться не могу, тянет на запой! Тянет, язви ее!.. А тут, самому удивленье: вчера хлебнул пару стаканчиков, а в голове все время и долбит: — доржись, Василий! доржись! не подгадь!.. Ну, видишь, нонче не подгадил...

— Этак хорошо, — одобрил Влас.

— Уж, конечно, хорошо! Лучше и не надо!.. Ты знаешь, — доверчиво потянулся он к Медведеву, — ребята совет мне подают Владимира Васильича моего в рабочий да в крестьянский праздник актябрить, в день Октябрьской революции. Согласен я! Пущай!.. Ну, только я тогды себе снова разрешение сделаю на два стаканчика. Можно это, по-твоему, как думаешь?

— Можно-то оно можно, — рассмеялся Влас, — да, гляди, не сдай!

— Нет, не сдам!..

Больше недели побыл Влас дома, успел всюду побывать, во все щели хозяйским взглядом проникнуть, обо всех делах коммуны разузнать. Но не удосужился только потолковать, познакомиться с головкой, с руководителями коммуны. А поглядеть на управителей колхоза, пощупать их ему очень хотелось. И так, может быть, и уехал он бы, не повидавшись с Зайцевым и Лундиным, но подвернулся Николай Петрович и устроил Власу встречу с обоими.

До того, как свести Власа с Зайцевым и Лундиным, Николай Петрович стороной завел с ними разговор о Медведеве, рассказал о том, как тот ушел от коммуны и как теперь в нем наметился перелом.

— Мужик характером крепкий, — прибавил Николай Петрович. — Такой уж если войдет в коммуну, будет распрекрасным активистом.

Встреча состоялась как бы случайно. Шел Николай Петрович с Власом по деревне, свернули к правлению коммуны, тракторист беспечно и равнодушно предложил:

— Завернем-ка, Влас Егорыч, на огонек. Люди толковые. Поговорим.

Влас согласился.

В правлении были только трое — Степан Петрович, Зайцев и Лундин. Председатель ухмыльнулся, завидев Власа:

— Здорово, гость долгожданный! Совсем ты нонче городским заделался!

— Здорово! — сдержанно поздоровался Влас. — Здравствуйте-ка, хозяева.

— Хозяев тут, пожалуй, нету, — многозначительно ответил Зайцев.

Лундин вцепился проницательным взглядом в Медведева и весело сказал:

— Здорово, здорово, хозяин! Нонче все хозяева!

Беседа не клеилась. Николай Петрович почувствовал это и беспомощно оглянулся на Лундина. Тот понял его.

— Кончается у тебя, товарищ, отпуск? — спросил Лундин Власа.

— Кончается. Навастриваюсь в обратный путь.

— Осенью кончаете стройку? Намечено, слыхал я, под крышу подвести швейфабрику к октябрьской годовщине. Поспеете?

— Стараемся. Народ с охотой работает, кроме, конечно, некоторых. Поспеем.

— А после куда?

Влас взглянул на Лундина и, встретившись с его поблескивающими глазами, отвел свои в сторону

— А после видно будет.

Лундин засмеялся:

— Правду говорят про тебя, что упрямый! Не сдаешься!

— Как это? В каком смысле?

— Сам понимаешь.

— Не спорь, Влас Егорыч! — вмешался Степан Петрович. — Не спорь! Доказал ты свое упрямство.

Николай Петрович беспокойно заерзал.

— Что об этом толковать! — кинул он недовольно председателю. — Какой интерес о прошлом спорить!

— Верно! — спохватился Лундин. — Что было, товарищ Медведев, то прошло. Было у тебя прежде одно мнение, ну, ошибнулся ты несколько. Теперь по прошествии времени по новому опыту может явиться в тебе другое мнение, правильное и верное. Так я говорю, а?

— Ошибиться всякий может, — нерешительно согласился Влас. — Без того, чтобы ошибиться, не обойдешься.

— У кого правильная установка, — вмешался Зайцев, — тот не ошибается. Вот возьми партию, коммунистическую, ленинскую партию, разве она когда в ошибку впадала? Никогда! Отдельный человек всегда может свихнуться да просчитаться, а партия — никогда!

— Партия никогда! — подтвердил громко Степан Петрович.

Лундин пересел поближе к Власу.

— По части, возьмем, коллективизации многие горько обманулись. Которые себя умными и по всей линии образованными считали, и те некоторые обманулись. Вот и с тобой также приключилось. Видал, ведь, какая перемена жизни тут происходит. А делают ее самые простые люди, даже такие, от которых и ждать путного не приходилось раньше. И с другой стороны, взять, примерно, тебя, товарищ Медведев, — от тебя от первого партия да советская власть подмоги могла требовать при обзаведении этого огромадного дела, как коллективизация. А почему? Первым долгом, ты партизан красный, ты свою жизнь подставлял под белогвардийские пули за власть советов. Второе — в тебе опыт крестьянской жизни, без похвальбы говоря, большущий. Мог бы быть в первых рядах в строительстве. И, последнее — пример ты отчетливый для других. И что же у тебя получилось? Ты не обижайся и не сердись на меня, говорю по-большевицки, прямо и в открытые глаза: пример ты подал никуда! Плохой пример! Мог бы выйти существенный вред от твоего поступка для колхозов. И так кололи, говорят, глаза: мол, почему такие испытанные, вроде Медведева, в колхоз не идут? Значит, мол, в колхозах плохо!.. Понял, в чем дело?