Ирина Стрелкова - Избранное

— А ты откуда видел?

— Сверху, — сообщил Васька.

— Ты заранее забрался на третий этаж, чтобы попасть без билета в зал. Так?

Васька только хмыкнул.

— Почему ты не сообщил, кто вор?

— А кому?

— Кому полагается.

— Еще чего! — На Васькиной физиономии появилась презрительная ухмылка. — Еще чего захотели!

Через двор бежал Женя Анкудинов, размахивая только что отпечатанным снимком.

— Передатчик «Черному пирату» он делал? — быстро спросил Володя.

— Он! — Васька хохотнул. — А вы и поверили! Я делал. Сам! — И пошел вразвалочку к воротам.

Подбежавший Женя Анкудинов положил влажную фотографию на край каменного корыта:

— Все-таки успел! Посмотрите!

— Прекрасный, четкий снимок! — лицемерно похвалил Володя.

Фотография ему совершенно не понравилась. По правде сказать, она была отвратительная!

На красочном глянцевом снимке перед раскрытым этюдником, напыжась, позировал самодовольный, самовлюбленный, самонадеянный примитивист!

«Неужели это и есть главная идея моей физиономии?» — ужаснулся Володя.

Наконец-то наступил финал детектива, и Володя мог поведать сгорающим от любопытства слушателям, как ему удалось изобличить преступника…

Володя снял с летней плиты кастрюлю с молодой картошкой, потыкал вилкой — готова! — наклонил кастрюлю и стал сливать воду, отворачиваясь от щекочущего пара. Затем Володя поставил кастрюлю ненадолго на огонь, чтобы картошка обсохла. Сполоснул из кружки пучок укропа — тоже со своего огорода, — нарезал, посыпал укропом картошку и потащил кастрюлю в палисадник.

В кустах сирени за пятигранным столом сидели гости — Валентина Петровна и Фомин, догадавшиеся купить по дороге банку сметаны. Молодую картошку в Путятине предпочитают есть со сметаной. Недурно и с простоквашей, особенно если она густая и шлепается в тарелку пластами. Володя это прекрасно знал, однако последние деньги он истратил на торт, шедевр путятинской городской пекарни, изукрашенный пузатыми розами из крема непонятного цвета. С этим дизайном Володин тонкий вкус смирился после долгой, жестокой борьбы. Но без торта сегодня нельзя. Такой день!

— Наваливайтесь! — Володя водрузил кастрюлю на стол.

Валя заглянула под крышку и ужаснулась:

— Куда нам столько!

— Съедим! — Фомин с наслаждением потянул ртом картофельный пар. — На свежем воздухе, в приятной компании, за дружеской беседой… Съедим!

— Давай накормим Кольку, чтобы от сытости он заплакал, как крокодил! — предложил Володя Валентине Петровне, изображая ее перед Фоминым своей соучастницей.

— Крокодилы плачут от сытости? — невинно спросил Фомин. — Вот не знал! А что еще умеют крокодилы?

— Об аллигаторах, кайманах, гангских гавиалах, достигающих в длину более шести метров, побеседуем как-нибудь потом! — заявил Володя, накладывая Вале полную тарелку картошки. — Сегодня у нас другая тема.

— Менее интересная. — Фомин с аппетитом принялся за картошку.

Когда кастрюля наполовину опустела, Валентина Петровна категорически потребовала, чтобы ей рассказали — все по порядку, — как удалось изобличить вора.

— Пускай он рассказывает! — Фомин уничтожающе поглядел на Володю. — Это его последнее «частное» расследование. Если он еще раз полезет не в свое дело, он будет привлечен к уголовной ответственности. Статья сто девяносто четвертая: самовольное присвоение власти.

— При чем тут присвоение власти! — запротестовал Володя. — Я читал уголовный кодекс. Никакого присвоения власти не вижу. Если бы я допрашивал, нажимал, угрожал или, скажем, появился в милицейской форме… Ничего подобного. Я просто мыслил! Это никому не запрещается! Но не каждый умеет!

— Ну, ты от скромности не умрешь, — сказала Володе его неверная союзница.

— Ребята! — взмолился Володя. — Ну дайте мне хоть немного покрасоваться! Ты, Фома, сегодня герой в глазах твоего начальства. Будь великодушен, дай мне побыть героем в узком кругу. Что тебе, жалко?

— Ладно уж! — отступил Фомин. — Геройствуй!

— Володенька, давай, не тяни… — подольстилась Валентина Петровна.

И Володя с важностью начал:

— Итак, Шерлок Холмс раскурил свою трубку и задумчиво сказал… Он сказал, ребята, что после одного необыкновенного случая, с которым его свела жизнь, ему приходилось частенько размышлять над тем, что же такое провинциальность. Фома знает случай, о котором я говорю, — пояснил Володя Валентине Петровне.

— Ты уж очень издалека заехал, — проворчал Фомин.

— Так надо! — Володя тонко улыбнулся. — Кража четырех фотоаппаратов — не совсем обыкновенная кража. Суслину нравится Вера Каразеева, и он решил напакостить старшему Петухову. С этой целью он крадет фотоаппараты и подбрасывает сопернику.

— Не совсем так, — заметил Фомин.

— Коля, не мешай, — попросила Валя.

— И подбрасывает сопернику! — уверенно повторил рассказчик. — В большом городе такой случай маловероятен. Нужен маленький город, единственный клуб и такая девушка, как Вера Каразеева. Провинциальный сюжет! Не представляю себе, чтобы кто-нибудь мог пустить себе пулю в лоб от любви к кинозвезде Элле Гребешковой, но из-за таких девушек, как Вера Каразеева, провинциальные молодые люди способны на преступления…

Фомина смешили рассуждения Володи, но он сдержался. Ладно, пускай пофантазирует.

Володя продолжал с увлечением:

— Итак, во-первых, надо было принять за основу провинциальность, знаменитую путятинскую сирень и так далее… А во-вторых, я — сначала интуитивно, а потом вполне осмысленно — стремился при расследовании кражи фотоаппаратов применять метод фотографического воображения. Например, старшего Петухова я воспринимал как черно-белую моментальную фотографию. Зато Васька у меня получился цветным, и это мне помогло разобраться в его поведении… Помните, в штабе Васька кричал, что у него алиби? Я понял, что он знает, кто украл, знает, когда украли — перед началом сеанса, — и даже видел, как это происходило. — Володя с удовольствием оглядел изумленных слушателей. — Но больше всего мне дали фотографии Жени Анкудинова. На них я увидел тревогу в глазах Веры Каразеевой и, главное, увидел характер Суслина.

— Володя, ты меня совсем запутал своими рассуждениями, — перебила Валентина Петровна. — Ты попроще не можешь?

— Не может! — вставил Фомин.

— Простоту я уступаю тебе! — парировал Володя. — Ты очень просто заподозрил в краже Петуховых. Нет, я бы не вмешивался в твое расследование, если бы не Валя. Она встревожилась за Ваську. Ты мог его погубить! Вот почему я обязан был вмешаться в это дело. Ради Вали!

— Дать бы тебе по шее! — мечтательно произнес Фомин.

— По правде говоря, сначала я блуждал в потемках тайны… — признался Володя. — Каждый человек казался мне подозрительным. Например, Женя Анкудинов. Почему он испугался, перетрусил, увидев Фому? Потом Шарохин. Его поведение было насквозь фальшивым, я не поверил ни единому слову. Но потом, увидев, как естественно врет Васька, я понял, что Шарохин ни в чем не виноват. Искренние переживания очень часто кажутся нам ненатуральными, утверждал Лев Толстой. Шарохин был очень расстроен случившимся, для него ужасна потеря фотоаппаратов, он обожает всю эту фототехнику, но говорит мне не о своих истинных чувствах, а о каком-то заговоре против фотокружка. — Володя повернулся к Фомину: — Ты был абсолютно прав, сняв сразу же всякое подозрение с Шарохина.