Лев Лондон - Строители

Тогда я решился… Телефон Вики не отвечал. Так, ну что ж!

Дверь открылась, на балкон вышла Мария.

— Вы тут?! — удивленно спросила она. — А мы думали, что вы сбежали.

— Да вот… — небрежно пробормотал я.

Мария наклонилась и, почти касаясь губами моего лица, прошептала:

— Бедненький! Все дежурите у телефона?

— Да вот…

— Помочь?.. Мне почему-то кажется, что я могу вам…

Но на этот раз мне не удалось установить характер предлагаемой помощи — в дверях балкона появился Аркадий.

— Ах, он тут, наш скромнейший Ви… Виктор звездо… счет? Сколько их, звезд? — Он чуть покачнулся. — И ты тут, Мария? Только ты, Виктор, ее не считай. Она хоть и звезда, но земная, Ви… Виктор, совершенно земная… — Он сделал шаг на балкон. — К тебе пришел там че… человек, совершенно мрачный, в передней… — Он посмотрел на Марию: — Ты его утешала, Мария?

Я быстро вышел. В передней со свертком в руке стоял Анатолий.

— Анатолий Александрович, как я рад!

Он поздравил меня.

— Туда я не пойду, — решительно заявил Анатолий.

Но когда я обнял его, он немного оттаял и пошел за мной. На его худом болезненном лице появилось подобие улыбки.

К тому времени наш тамада, муж Жанны, усадил всех гостей вокруг круглого журнального столика, конечно, с рюмками. Когда вошли мы с Анатолием, вся компания живо обсуждала какой-то вопрос.

— Товарищ тамада, — официально начал я, — прошу вас приобщить к обществу моего друга Анатолия Александровича Смирнова.

— Мы заняты, Виктор Константинович, — небрежно сказал муж Жанны. — Поручается вам накормить и напоить нового гостя. Потом к нам.

— Есть. — Я повел Анатолия к столу, но он наотрез отказался выпить без меня. — Так я же, Анатолий Александрович…

— Как хотите, — Анатолий как-то странно посмотрел на меня.

— Ну и хорошо.

Мы чокнулись. Я уже превысил свою норму, комната легко и плавно начала кружиться. А в центре ее почему-то стояла Мария, только теперь ее волосы отливали золотом. Она выключила гремящий магнитофон, в комнате раздались голоса спорящих:

— Я не согласна, — говорила Нина, — я не согласна!

— В чем же, милая девушка?.. — перебил ее муж Жанны. — Смотри, Жанна, такая милая девушка… Студентка? — Нина кивнула. — Ну вот видите — студентка. Такая милая девушка, а не понимает.

— Что она не по… понимает? — кричал Аркадий.

Муж Жанны оглядел всех, снисходительно разъяснил:

— Сейчас не война у нас и не землетрясение. Просто обычная жизнь. Так, Аркаша?

— Так.

— Так, Виктор Константинович? — неожиданно спросил меня муж Жанны.

Хотя мы остались сидеть на своих местах, его лицо надвинулось на меня. Комната замедлила свое движение. Я подождал, пока она остановится.

— Что «так», уважаемый товарищ тамада? Да, войны нет, и землетрясения нет. Согласен.

— Все согласны?

— Все! — закричал Гнат.

— А вы, Анатолий Александрович? — спросил муж Жанны (я почему-то про себя отметил, что он сразу запомнил имя и отчество Анатолия).

— Давайте, Виктор Константинович, еще по одной. — Анатолий протянул мне рюмку.

— Нет, все!

— Ну хорошо, сейчас я могу выпить сам. — Анатолий выпил. — Не понимаю, почему я должен вам отвечать? — вдруг резко спросил он мужа Жанны.

— Я — тамада. — Муж Жанны внимательно смотрел на Анатолия.

— Хорошо. Да.

Муж Жанны уважительно наклонил голову.

— Благодарю вас… Итак, кругом нас все спокойно. Нет войны, землетрясения, потопа, когда о себе не думают. Так вот, может наше поколение тридцатилетних пожить как следует? Иметь хорошую квартиру, начинку квартиры. Иметь свою машину, жену…

— Не по… нимаю, — закричал Аркадий. — Слово «свою» относится к машине или к жене тоже?

— Только к машине, — усмехнулся муж Жанны. Он посмотрел на меня, за внешней насмешкой открылась глубина глаз. — Иметь хорошую работу, по душе. Иметь время для отдыха, проводить его как следует…

— Да, может, — ответил Анатолий. Как-то само собой получилось, что дальше разговор вели они вдвоем. — Только куда вы ведете, не пойму.

— А вот разговор у нас начался о содержании жизни.

— Ну и что же? — резко спросил Анатолий. — В этом цель жизни? «Пивная» философия!

— Не забудьте, я в том числе сказал: «Хорошую работу по душе», — осторожно улыбнулся муж Жанны. — Пожалуйста, не надо говорить о пиве. Всегда когда начинаешь этот разговор, вторая сторона сразу спрашивает: не работаю ли я продавцом пива. Для того чтобы не терять даром времени, сразу скажу: работаю тренером по гимнастике, и даже присвоили недавно звание «заслуженного»!

— Все равно, кем вы работаете! Философия эта — пивная, — упрямо повторил Анатолий. — Сам термин «пожить», вопрос «имеем ли мы право пожить?» — пивные. Мне кажется, нужно сказать — жить, и почему это вы отгораживаете «тридцатилетних» от остальных людей? Вот Нине, кажется, двадцать три. Да, Нина?

— Двадцать, Анатолий Александрович. Что это вы меня старухой делаете, — жалобно произнесла Нина.

— Извините, Нина! Вот ей двадцать, а моему бригадиру Королькову сорок два, чудесный человек… Почему его сегодня нет, Виктор Константинович?

— Не знаю, тут многих нет.

Анатолий быстро взглянул на меня и снова повернулся к мужу Жанны:

— Разве они не имеют права на интересную жизнь? Короче говоря, я не против машины, согласен на хорошую квартиру с шикарной меблировкой — импортной, конечно, правда? Ведь вы отечественную не признаете, наверное?

— Ну вот, хорошо, поладили. А я не против привлечь к «тридцатилетним» и другие года, — снисходительно улыбнулся муж Жанны.

— Нет, не «поладили», — упрямо произнес Анатолий. — Речь идет о том, какое место будет занимать в жизни человека весь этот комфорт, что ли. Если главное — просто так, вкусно пожить — не согласен.

Муж Жанны встал, сел за стол напротив меня:

— Он не прав, верно, Виктор? — Последнее время муж Жанны начал называть меня по имени. Он пристально смотрел на меня. — Ведь верно, что земные сегодняшние радости важнее будущих. Ведь отрешение от земных сегодняшних радостей и взамен этого речи о будущей прекрасной жизни нужны были когда-то, в начале… нужны были в войну. А сейчас — пора и пожить…

Все снова начало плавно вертеться. Я хотел подождать с ответом, но опять увидел угрожающую глубину его глаз. В комнате, которая только что была наполнена безжалостными, металлическими звуками магнитофона, громкими возгласами, вдруг стало тихо, все смотрели на меня.

— Это нечестно, — поднялась Нина, — приставать к человеку с философскими вопросами, когда он празднует свое тридцатилетие. — Она включила магнитофон. — Лучше потанцуем.

Но магнитофон тут же выключили.

— Нам интересно, вы… выступаю от всего общества, чтобы Ви… Виктор ответил. Ему сегодня тридцать лет. — Аркадий встал, взял рюмку и, словно тост, продолжил: — Из своих тридцати он восемнадцать работает на стройке… нет, я не ошибся, Мария, не подталкивай меня — именно восемнадцать. Когда другие еще, может быть, спали в детских кроватках, он уже работал каменщиком. Работая — учился, учился и работал. Я как-то прикинул — десять миллионов кирпичей он взял, поднял, уложил в стену. Кирпичик за кирпичиком! А когда окончил институт, все равно не изменил стройке, двенадцать часов ежедневно — стройке. Ничего себе, все для других… Другой бы ожесточился, а он…