Лев Лондон - Строители

— Вы меня не слушаете, Виктор? Что так пристально смотрите на меня? Заскучали? Ну ладно, я еще расскажу вам. Или знаете что, пойдемте, я сварю вам кофе.

Она поднялась, но я с ужасом заявил, что в кухню ей идти нельзя.

— Почему? Там кто-то есть?

Она быстро прошла на кухню. Несколько минут гремела там посудой, что-то пела, кажется снова про волны.

— Ничего особенного, Виктор. Еще ничего. У многих моих знакомых черт знает что на кухне делается. — Она принесла в комнату Большую чугунную сковороду. — Довольно мила. — Большая чугунная сковорода, которая всегда на меня ворчала, сейчас смирно повисла на ее пальце. — Вы строите большой дом, Виктор, но, наверное, не знаете, что сковороду моют просто мылом, как и людей. Нет, правда мила! Где вы ее достали? Там в духовке я нашла еще пять сковородок. Боже мой, зачем вам столько? Может быть, мне преподнесете эту? Я буду брать ее с собой в поездки.

Я заметил, что Большая чугунная сковорода самодовольно заблестела.

— Отказываете? Ну как хотите. Только иметь холостому товарищу шесть сковородок совсем ни к чему. — Она засмеялась.

Я готов поклясться, что моя ворчливая старушка сковорода тоже засмеялась. Это было так неожиданно, что и я не мог удержаться.

— Так, констатируем, лед тронулся. Наш мрачный, полный достоинства хозяин изволил улыбнуться… Сейчас будет кофе.

Она ушла на кухню. Вскоре вернулась с двумя чашками.

— А в шкафчиках у вас порядок. По пятибалльном системе можно и четверочку поставить. — Мария придвинула ко мне чашку. — Пейте, Тишайший! Мне понравилось это прозвище. Потом я покаюсь во всех своих грехах, конечно, в надежде, что вы отпустите их и снова настанет мир. А?

Что-то в ее лице изменилось, то ли мелкие морщинки добавились в углах рта, то ли тени легли под глазами, никак не мог уловить.

— Все рассматриваете меня, — говорила она. — Молчите и рассматриваете… Может, из-за этого вас и прозвали «Тишайшим»? А ей-богу, здорово! Наверное, очень остроумный человек сочинил, правда? Ну чего, чего молчите?

Мария снова начала рассказывать о поездке, на этот раз действие разворачивалось уже не у моря, а в горах. Ехали на машине. Горы, известно, это очень большое и очень величественное. Она не может дать точной характеристики и рекомендует перечитать «Героя нашего времени». Правда, там действие происходит на Кавказе, но все равно. Так вот, горы играют с машиной как кошка с мышью. То они заставляют машину карабкаться вверх, то вдруг бросают вниз, в ущелье, и машина удирает во все лопатки. Но горы все равно настигают ее. Или едешь почти по обрыву, а над тобой висит скала, вся в трещинах…

— А вы помните, Виктор, как по телефону предложили выйти за вас замуж? — вдруг не очень последовательна сказала она. — Знаете, это было, конечно, комично — объяснение в любви по проводам, но и трогательно. Правда? Я часто вспоминаю. А вы? — Мария подождала ответа. — Я принесу еще кофе, а потом вам расскажу. Хорошо? — спросила она, как будто все то, что она говорила, еще не было рассказом и он только должен начаться.

Мария встала, взяла чашки, но в это время раздался звонок.

Так она и осталась стоять с двумя пустыми чашками в руках, когда в комнату вошли Тибор Пал со своей невестой Леной и еще незнакомая мне женщина.

Двадцать минут, отпущенных пассажирам для раздумья, прошли. Поезд уже у моей станции. Сейчас мудрый Метрополитен решает совершенно противоположную задачу: как быстрее избавиться от меня, пассажира. Двери открыты — меня за локотки выносят из вагона, аккуратно подталкивают к эскалатору. Минута — и я наверху… Ну а дальше? Я уже так привык к заботам Метрополитена, что чувствую себя одиноким, беспомощно оглядываюсь… Все-все! Дальше каждый должен передвигаться самостоятельно.

В двенадцать часов ко мне зашли Роликов, Морев и Сечкин.

— Можно, Виктор Константинович?

— Да, конечно. Присаживайтесь.

Я не сразу понял, что означает это странное сочетание — бригадир, монтажник и диспетчер, — вопросительно посмотрел на них.

Роликов, взглянув на часы, сказал:

— Двенадцать десять, Виктор Константинович. Обеденный перерыв. Вроде все правильно.

— Да.

Роликов несмело улыбнулся:

— Зашли к вам… партбюро СУ-113. Четвертый член бюро в отпуске, Быкова уже нет на стройке. Хотели поговорить с вами. Или вам удобнее вечером, после работы?

— Нет, все в порядке.

Роликов вздохнул:

— Конечно, вы не у нас на партучете…

— Не тяни резину, Роликов! — вдруг резко произнес Морев. — Вы член партии, Виктор Константинович. На учете вы или нет — не имеет значения. Парторганизация СУ-113 хочет знать, почему вдруг сняли Быкова? Еще вчера работал, сегодня уже его нет… Ким командует. В чем дело? — Морев пристально посмотрел на меня. — Почему?

Что за тон усвоил Морев? Какое он имеет право так резко разговаривать? Но я сдержался.

— По-моему, с этим вопросом вам лучше было бы обратиться в партком треста. Так сказать, по партийной линии, — вежливо разъяснил я. — Тем более что руководители треста одобрили увольнение.

— Конечно, вы не у нас на партучете… — опять начал Роликов.

— В общем, мы в курсе дела, — снова резко вмешался Морев. — Вроде Быков написал фирмам грубые письма. Мы тоже считаем, что его нужно было наказать. Но не увольнять с работы. — Он слегка пристукнул ладонью по каске, которую держал в руках.

— Вот видите, Морев, вы, оказывается, все знаете. Что касается правильности или неправильности его увольнения, то вам нужно обратиться в трест или главк. Можно в Моссовет, если хотите. — Мне самому была противна моя любезность, но это единственное, что я мог противопоставить резкости Морева. В самом деле, не вступать же с ним в перебранку?

— Поставили краны на перекрытиях, — примирительно сказал Роликов, — помогают. Вот давно…

— Виктор Константинович, — вдруг ровно начал Сечкин, — ну а ваше мнение? Следовало Быкова так сразу снимать с работы? — Сечкин смотрел вниз, сухая рука его странно скрючилась на коленях.

С Сечкиным нужно по-другому. Тут вежливостью не отделаешься, но я все же пробовал уклониться от прямого ответа.

— Быков знающий, энергичный работник, но он груб и прямолинеен.

Сечкин встал, поднялся Морев, но Роликов еще сидел. Вдруг он сказал:

— Разве, Виктор Константинович, мы не можем брать от Быкова только хорошее? А грубость пусть остается при нем?

Я сразу не понял, пожал плечами. Но когда они ушли, мне вспомнилась скамейка в воскресный день, дом, с балкона которого женщина звала обедать, и свои мысли о коллективе. Как это тогда?.. Коллектив не сплав индивидуальностей, а только тех черт людей, которые нужны для формирования коллектива… А ведь Роликов сказал то же самое.

Они ушли в 12.30. Минут пятнадцать я приводил свои чувства в порядок. В 12.45 вышел из конторы. Сегодня трудный день. В час дня я принимаю от объединенной бригады, в которую входят рабочие всех иностранных фирм и наших СУ, выполненные работы. Даю всем «добро» передвигаться на очередные этажи. Это тот самый поток вверх, который предложил Ким. Каждая специализированная группа рабочих — звено — должна за две недели закончить работы на своем этаже. Если кто-то отстал, значит, передвинуться вверх нельзя никому. Тогда все рабочие объединенной бригады помогают отстающим. Так уже было несколько раз, но каждое звено сейчас готово работать день и ночь, чтобы этого не случилось, — позор на всю стройку!