Иван Гагарин - Выше нас – одно море. Рассказы

Вот и все мои дела. Сейчас идем к Шпицбергену. Уже много дней нет рыбы. Как встретим годовщину Октября? (Я перечитал эту фразу и подумал, что она может тебе показаться прямо-таки газетной. Но это так — у нас на судне все говорят об этом). До „плана“ осталось нам добрать 30 тонн, а рыбы что-то нет. Ищем.

Письмо мое в Мурманск привезет РТ-157, с которым я только что имел связь. Они „взяли план“ и теперь „парадным ходом“ идут домой. Не присылай мне больше шерстяных носков.

Алик».

…Туман. Нос «Ташкента» зарывается в огромные пологие валы, которые встают перед кораблем, как из небытия, и вздымают его к небу, похожему, на молочный кисель. В иллюминаторе радиорубки то светит пустая белизна неба, то бегут беспенные волны.

Пришел капитан.

— С поисковиками была связь?

— Была.

— Ну что?

— Есть небольшая вспышка. Вроде окунь.

— Свяжи-ка меня.

…Через десять минут нос траулера повернулся к северу.

Ах, какой это был косяк! Он медленно шел к северу, вытянув на много километров свое огромное тело. Шведы, датчане, норвежцы, поляки — суда всех калибров, не выключая в тумане ревунов, шарили по дымящейся между льдинами воде своими прожекторами, сцеплялись сетями, расцеплялись, ругались, помогали друг другу. Это была удача, огромная удача! Вот уже десять часов подряд на покрытой льдом палубе работает вся команда, идет дым от лебедок, пронзительно визжат ваера, а рыба все идет и идет. Тонны ее валятся на палубу, команда стоит по пояс в рыбе.

На подвахту вышел Иван Сычев. «Тяжелое дело, — сказал он Алику, когда тот попросился на палубу. — Не для тебя. Не для твоих… — он немного помялся, — пальчиков. Лучше связь держи».

Десять часов команда стоит на подвахте. Десять часов Алик сидит за ключом. Когда подошел одиннадцатый час работы, в радиорубку прибежал помполит. На бороде лед, глаза красные.

— Давай-ка, друг, на палубу какую-нибудь музыку! Народ еле на ногах стоит!

— Какую музыку?

— Могучую какую-нибудь! Ну, быстро!

И хлопнула дверь.

Через минуту изо всех судовых динамиков загремела музыка. Звуки понеслись над ночным заполярным морем, над обледеневшими кораблями, стоящими в тумане, над лучами прожекторов, которые выхватывали из кромешной тьмы куски бортов, чьи-то лица, мачты, плечи, рыбу. С соседних судов что-то кричали. Польский траулер «проморгал» — «Молодцы, ребята!» Казалось, что к этой музыке не имеет отношения ни композитор Чайковский, ни какие-то там магнитофоны. Она, казалось, была рождена самим морем, самой работой, самими льдами!

«…и таким образом, я стал руководителем музыкального университета культуры. Я хотел назвать проще — кружок, но помполит обязательно хотел, чтобы был университет. Прямо после работы ко мне в рубку пришли ребята и стали расспрашивать, что за музыку я заводил. Я сказал. Ты представляешь! Вообще-то к классике они относились — даже неловко писать — как-то неодобрительно. А тут — такое дело!

Утром, когда уже шли домой, по просьбе ребят, мы опять прослушали Первый концерт Чайковского. Я немного рассказал об истории его создания. Про мужа сестры композитора — внука знаменитого партизана Дениса Давыдова, про Каменку на Украине, где жил в то время Чайковский, про тему „веснянки“, которую наигрывали ему старики-гусляры. Волновался, конечно, ужасно.

Да помнишь, я тебе как-то писал про нашего консервного мастера Самсонова. После этой первой лекции он прямо пришел ко мне и сказал: „А вот интересно, как эту музыку на бумагу записывают?“

Так мы с ним и помирились. Теперь, если выдается свободное время, я обучаю его нотной грамоте. Очень способный ученик. Даже когда он у себя внизу делает консервы („Печень трески“ в Москве ты доставала) и то умудряется приходить ко мне за консультацией — ведь банки греются под давлением 55 минут.

Завтра мы опять уходим в море. Были в Мурманске всего два дня. Я все время бегал по городу, искал нотную бумагу, но не нашел. А ребята — вот странно! — нашли и подарили мне целую пачку уже при выходе из Тюва-губы — это перед самым Баренцевым морем. И зовут меня между собой — „композитор“.

Пришли мне, пожалуйста, канифоль, потому что мой кусок уже кончился.

Твой сын Алик».

технолог (помощник капитана по производству) Мурманского тралового флота, студент-заочник ВГИКа.

Ей было двадцать. Она была юнгой. Ее звали Машка.

Так и звали. Потому что никто ее не любил. Вернее — пытались, но безуспешно: Машка чаще давала затрещины, чем намек на взаимность… К концу рейса все удивлялись: «Одна баба на судне — такой выбор! И — монастырь…» Даже неотразимый старпом стал в тупик:

— Что из себя строит?..

— Заелась: ей уже и старпом — не жених! — подхалимничал артельный, кавалер «строгача» за растрату в судовой лавке.

— Б-бастилия! — заикался моторист Леха, изучавший историю средних веков.

— А я ее уважаю! Я б женился… если б — холостой, — трогал свой моржовый ус Сеня (он шел в последний рейс перед пенсией).

— Ну да — тебе, папаша, в самый раз: как старуху похоронишь, так за Машку выходи.

— Только вот парик у тебя потерся…

— Что ты называешь париком?! — возмущался дядя Сеня.

— Не беда: Машка ему капрон навтыкает!..

…Так (или почти так) повторялось в салоне по вечерам перед каждым фильмом. Пока не входила Машка.

— Дядь Сень, «забьем козла?» — приветствовала она своего постоянного партнера.

Противники находились сразу, каждый хотел взять у Машки реванш — но снова проигрывал под гогот болельщиков:

— Куда, «козел», косишь: разве то — костяшки?

— Машка, пропусти его под стол!..

— …с закрытыми глазами!

— Дуплись, Маруся!

Машка дуплилась — стол прогибал железную палубу, раздавался пушечный гром.

Из каюты под салоном выскакивал в одних трусах механик:

— Проклятые «козлятники»! Когда это кончится? Дадите вы после вахты поспать?..

— Отстань… «Козел» и перетягивание каната — самые умные игры на флоте.

— Совести нет! — бушевал механик.

— Слушай, с совестью! — обрезала его Машка: — У тебя штаны стоят в каюте. Принеси, постираю…

Страдания механика кончились неожиданно — за чаем капитан объявил:

— Товарищи! К нам сюда, в Атлантику, прибыл на плавбазе учитель заочной средней школы для моряков. Заштилеет — возьмем его…

— Лучше учительницу.

— И не одну…

— Кончайте травлю! Заочников прошу готовиться. Предметы — математика, физика. Консультирует по английскому…

— А где он жить будет? — перебил старпом. — Кают свободных нет.

— У Машки двуспальная.

— Пусти козла в огород… — возразил дядя Сеня.

— У тебя кроме козла и разговора нету, — кольнул механик.

— Нет, серьезно! — забеспокоился старпом: — Все ж учитель мужчина…