Ефим Пермитин - Горные орлы

— Нож этот я отобрал у Фроськи… Нож этот, — потрясая ножом, выкрикивал Прокудкин, — памятен мне! Им Егор Егорыч подрезал Тишке Курносенкову пятки, а я по несознательности держал того Тишку. И теперь от самого рыклинского дома до Теремка я проследил за Фроськой. Я увидел зажатую в руке ее эту штуку. И Фроську-поповну ты, — обернулся он к Рыклину, — богохульник, благословил!.. Давно знаю я тебя. Змей ты подколодный! Вот он нож… Твой нож! Вяжите его! — истерически закричал Прокудкин.

Рыклин затравленно озирался по сторонам. Первые же слова Прокудкина: «Селивестр Никодимович Разумов» — обварили его от головы до ног.

— Товарищи, клевета! — безуспешно силился он перебить Емельяна. — Клевета! — протягивая дрожащие руки к коммунистам, выкрикнул он. — Видит господь, по насердке [52] По злобе. на меня… По насердке! — завизжал он и, потеряв все стариковское благообразие, униженно упал на колени. — Товарищи, видит бог… — лепетал он, устремив глаза на Герасима Андреича Петухова и Вениамина Татурова.

— Богу твоему мы не верим. Не верим богу, — сказал Петухов.

— Неправдой свет пройдешь, да назад не воротишься. Вставай, преступная душа! — сурово приказал председатель сельсовета Кирилл Рожков.

Но Егор Егорыч только плотнее прижался к земле, втянул голову в плечи.

Ночью снова шел снег. Утром Адуев пришел от Татуровых, где он жил эти дни, на свой двор. Его удивило, что крыльцо дома и двор были кем-то хозяйственно вычищены и разметены, а саврасый иноходец, о котором он совсем забыл в эти дни, заседланный, с расчесанным хвостом, стоял у амбара и доедал овес. Стадо гусей доклевывало насыпанный чьей-то заботливой рукой корм.

«Аграфена, наверное, попросила кого-нибудь», — подумал Селифон и первый раз за эти дни мучительно улыбнулся.

— Раз заседлан — надо ехать.

На голос конь повернул голову. Селифон увидал, что и челка и грива лошади были тоже тщательно расчесаны.

За воротами Адуев остановил коня: он не знал, куда ему нужно ехать, не мог вспомнить, что ему делать сегодня.

— Поеду в правление, там видно будет…

В переулке ему встретились до десятка подвод, груженных круглым сосновым лесом.

— Селифон Абакумыч!..

— Товарищ председатель!..

Колхозники поздоровались и остановили лошадей. С передней подводы соскочил скуластый парень — новосел Левка Твердохлеб — и побежал к Адуеву.

— Селифон Абакумыч! Этто что же за бурократизем такой на лесопильном заводе! И лес к распиловке не приняли, и плах по договору не отпускают. Одним словом, завернули нас оглоблями к че-о-о-ортовой ба-а-бушке… — протянул последние слова Левка.

— То есть как же к чертовой бабушке?

Селифон приподнялся на стременах. Глаза его вспыхнули, а в руке он крепко сжал рукоять плетки.

— А вот поговори с бурократами…

— Повертывайте обратно! — гневно крикнул Адуев подводчикам и, ударив коня плетью, повернул к лесопильному заводу.

Мучительная тоска и боль, сжимавшие сердце Селифона Адуева, мгновенно переросли в гнев. Покуда мчался до совхозовского лесопильного завода, лицо его покрылась пятнами.

— Где заведующий? — спросил он первого встречного рабочего на заваленном лесом дворе завода.

Наверное, вид Адуева был так необычен, когда он на полном ходу влетел во двор и, спрыгнув с лошади, кинулся навстречу рабочему, что увидевший его в окне маленький, щупленький заведующий лесопильным заводом, товарищ Наливайкин без шапки выскочил ему навстречу.

— Товарищ Адуев, пожалуйте! — широко распахнул он двери конторки.

Селифон прошел и остановился посреди комнаты. Вбежавший за ним Наливайкин подставил ему стул.

— Садитесь, Селифон Абакумыч! — И сам сел за некрашеный письменный стол.

Но Адуев не сел, а подошел к заведующему вплотную и положил тяжелую свою руку ему на плечо.

— В чем дело? — стараясь скрыть волнение, спросил он Наливайкина, но дрогнувший мускул на щеке выдал Адуева. — Почему ты завернул моих лесовозов, не принял кругляк и не выдал по договору плахи?

— Недоразумение! Чистейшее недоразумение. Перепутали накладные, Селифон Абакумыч. Присылай возчиков, ошибочку выправим немедленно.

Селифон убрал руку с плеча Наливайкина, повернулся и пошел из конторки.

С завода он поехал на колхозную мельницу: во время разговора с Наливайкиным Селифон понял, что загруженный поставками для совхоза небольшой лесопильный заводик не сможет обслужить потребности колхоза.

«Надо будет посоветоваться со столярами. Да нельзя ли от мельничного вала наладить передачу и пустить «круглую пилу»…

С мельницы Селифон проехал на молочно-товарную ферму.

Его встретила комсомолка Настя Груздева.

— А у нас такое, Селифон Абакумыч… — не удержалась она. — Одним словом, сверхсоревнование… И главным судьей в этом деле будут Матрена Дмитриевна и я… — похвалилась Настя.

— А это по какому же случаю… «сверхсоревнование»? — удивился Селифон. Он прекрасно знал, что во всех работах, от выпойки телят до подвозки корма, работники фермы давно соревновались.

Груздева на мгновение замялась и щеки ее еще больше порозовели. Но потом она решительно тряхнула головой.

— В ответ на дерзкий удар Фроськи мы, комсомолки, по предложению Матрены Дмитриевны соревнуемся помогать вам, Селифон Абакумыч, заместо Марины Станиславовны.

— То есть как это заместо Марины? — осведомился Адуев, чувствуя, что бледнеет.

— А вот так и заместо, чтоб за время ее болезни чистота и порядок в вашей квартире от женской руки, а также чтоб сытый теленок и хорошо продоенная собственная ваша корова…

Побледневшее лицо Адуева начало краснеть, краснеть. Он помолчал, подумал и потом, чего-то стесняясь, сказал комсомолке:

— Совсем забыл, что мне еще и к лесорубам проехать надо.

Селифон повернул к воротам.

До ворот он шел, не поднимая на Настю глаз. Подступившие к горлу спазмы душили его. В калитку шагнул поспешно. Поспешно закрыл ее за собою, но долго возился с поводом, отвязывая коня.

Через три месяца после того, как выписавшаяся из больницы Марина окончательно окрепла, друзья провожали Адуевых в Москву — на учебу в Комвуз.

В один из приездов в Черновушку секретаря райкома Быкова Селифон спросил:

— Михайло Михайлыч, мы вот тут с коммунистами, с товарищем Татуровым не один раз серьезный имели разговор о будущем: чтоб двигать колхоз вперед, надо учиться и колхозникам и их руководителям. Неграмотный председатель — половина председателя. И вот на правлении решили: в первую очередь учиться мне и ей, — Селифон указал глазами на Марину. — Помогите нам оформить это дело.

— Придумали хорошо. Тут, друзья мои, даже и согласовывать с краем не придется, а я всей душой, — одобрил Быков.