Сергей Снегов - Погоня в тумане

— Дело серьезное, — сказал он, садясь в «газик» к Денисову. — Вальдис что-то принес на стройку и, уходя, оставил там.

— Как узнали?

— Один из наших офицеров сумел узнать, но так, что Вальдис даже внимания не обратил. Чемоданчик был тяжел — килограммов семь-восемь.

— Если он нес там завтрак, то скажу одно — плотно завтракает Эдуардас Вальдис!

— Слишком плотно… После смены на вахте проверяли все авоськи и пакеты. У Вальдиса чемоданчик уже был пуст и весил от силы полкило.

— Ясно. Где он оставил свой груз?

— Всю смену провел на рабочем месте. Где-то там, значит.

— Туда нельзя никого подпускать! Надо с ближайшего телефона позвонить на стройку, Аркадий Степанович…

— Недооцениваешь милицию, доложу тебе! Вальдису отвели индивидуальный участок. И сейчас бригадир каменщиков ждет нас для совместного осмотра.

— А Вальдис не удерет? — спросил Денисов, успокаиваясь.

— Могу хоть сейчас арестовать его. Передам по рации.

— Пока не надо. Важнее знать, с кем он сегодня встретится. У меня кое-какие подозрения, хочу проверить… И потом — он завтра опять появится на стройке. Внезапное исчезновение покажется подозрительным, он должен это учитывать.

Бригадир повел приехавших на участок, где работал Вальдис. На бетонном фундаменте возводился кирпичный цокольный этаж.

— Здесь будет машинное отделение, — сказал бригадир. — Новый рабочий попросился сюда, и я отвел ему западный угол. Работал он здесь один, работал хорошо, придираться не могу.

Денисов и Говоров молча переглянулись. Машинное отделение станет важнейшим цехом на будущем заводе…

— Много он наработал? — спросил Денисов.

— Пять кирпичных рядов. Вот эти.

Кирпичи в западном углу стены были сложены и вправду аккуратно: где надо, — в тычок, где надо — в ложок, плотно пригнаны друг к другу.

— Сможете быстро разобрать, что он наработал?

У бригадира удивленно поднялись брови.

— Можно-то можно, раствор еще не затвердел. Но чтоб быстро — вряд ли. Придется позвать рабочих.

— Зовите поскорее!

Бригадир ушел за рабочими. Говоров с сомнением сказал:

— Рискуем, Михаил. Не вызвать ли специалистов?

— Пока будем вызывать, раствор окончательно схватится. И тогда стену не разбирать, а ломать — риску куда больше… Не забывай, что я в свое время кончал минную школу.

— По-твоему, все-таки мина?

— А что еще? Мина с замедлением в год, не меньше. Только заработает завод — сердце его, машинное отделение с редчайшими механизмами, взлетит на воздух! Не сомневаюсь, что план был таков.

Бригадир привел пять человек. Рабочие стали осторожно разбирать готовую стену. Денисов наблюдал, чтоб никто не торопился.

В третьем ряду, резко выделяясь среди темно-красных строительных кирпичей, лежал чужеродный кирпич — покрупнее, солнечно-желтый. Денисов сам принялся извлекать его. Кирпич был тяжелее обычного. Денисов озадаченно его осмотрел. Говоров тоже подержал кирпич, покрутил, даже понюхал и так же молча вернул Денисову.

— Шамотный, — уверенно сказал бригадир. — Я когда-то на медеплавильном заводе в Пышме помогал обжиговые печи футеровать, такую же шамотную кирпичину клали…

— Возьмем с собой, — решил Денисов. — Анализ покажет, что за штука.

— Больше не разбирать? — спросил бригадир.

— Не надо, — ответил Денисов, — и восстановите, пожалуйста, кладку. Точно, как была…

В машине Говоров заговорил о своих опасениях:

— А вдруг и вправду кирпич, не более, чем шамотный? Опять ложный след?

— Нет! — резко сказал Денисов. — Что это след ложный, не верю! Даже если кирпич настоящий, что-то важное скрывается в самом факте, в закладке кирпича…

В кабинете Говорова их ждали фотографии, на которых были запечатлены Эдуардас Вальдис и те, с кем он сталкивался на улице, в трамвае, в кафе.

Денисов долго всматривался в фотографию Вальдиса. Юнец, симпатичный юнец. Он похож на скромного студента, на поэта, который на улице сочиняет стихи. Неведомые хозяева, пославшие его с опасным заданием, умело подбирали кадры, это надо было признать.

На остальных снимках были случайные люди — прохожие, кондукторы трамваев и автобусов, официантки, соседи по столику в кафе.

Над одной фотографией Денисов опять задумался.

Говоров отправил кирпич на экспертизу, предупредив, что начинка у него, возможно, поопасней шамота, и обернулся к Денисову. Тот размышлял о чем-то.

— Через часок получим точные данные. Но я почему-то убежден, что кирпич настоящий.

— И по-моему, настоящий, — медленно сказал Денисов.

— В чем же тогда суть?

— Я вот над чем думаю, Аркадий Степанович. Нарушителей не три, а четыре. Двое отвлекают нас — Спиридонов и радист. Вальдис выполняет диверсионное задание. А четвертый — в тени. И он — руководитель группы!

— У тебя есть доказательства?

— Никаких, если иметь в виду твердые факты. Логика подсказывает мне этот вывод.

— Ты кого-нибудь подозреваешь?

— Да.

Денисов положил перед Говоровым снимок, который держал в руках. У Говорова глаза полезли на лоб от удивления, потом он рассмеялся.

— Ты с ума сошел, Михаил!

— Полностью в здравом уме.

— Тогда заболел неумеренной подозрительностью…

— А вот это и надо проверить.

— Какой помощи конкретно хочешь?

— Мы установили, что Спиридонов не мог приехать в Калининград на поезде. Надо взять фотографию Вальдиса и вот эту… и допытаться, могли ли изображенные тут люди прибыть сюда законным путем — на самолете, в поезде, в в рейсовых автобусах.

— Ладно, — сказал Говоров. — Чем еще могу помочь?

— Больше пока ничем. — Денисов встал, прошелся по кабинету.

Говоров впервые видел друга таким взволнованным.

— Решающий день! — воскликнул тот. — Понимаешь ли, Аркадий Степанович: решающий!

— И он тоже идет к концу, — заметил Говоров, поглядев в окно.

Зазвонил телефон. Говоров снял трубку.

— Тебя. — Он протянул трубку Денисову.

Помощник сообщил подполковнику, что «солист» опять заработал, передачу ведет из района разрушенного пивного завода.

В середине этого же, пятого дня на автобусной стоянке перед Южным вокзалом появился Слесаренко — изрядно навеселе. День был хмурый, туманный: то моросило, то дул сырой ветер с моря. Прохожие поднимали воротники, кутались в платки и кашне. А в душе у заведующего турбазой цвела весна.

Дело было в том, что Слесаренко, завершая летне-осенний туристский сезон, оформил сдачу в утиль девятнадцати пришедших в негодность матрацев. Их списали без нареканий. И даже пожурили: давным-давно, дескать, надо было списать подобное барахло. Слесаренко ликовал: из девятнадцати негодных матрацев одиннадцать принадлежали его семье и родственникам.