Александр Червинский - Шишкин лес

Котя продолжает бриться. По мере исчезновения бороды лицо его становится нежным и детским.

Павел говорит что-то Зине, размахивая руками, она нетерпеливо топает ногой. Он крутит пальцем у виска, она настаивает. Он смеется и начинает с ней танцевать.

Глядя, как они кружатся в вальсе, Котя заканчивает бриться, обтирает одеколоном неузнаваемое свое лицо, берет с подоконника флакон с кремом для бритья и выходит.

Мебель из столовой уже вывезена. Десятилитровую бутыль с рябиновой Котя находит в стенном шкафу. Она спрятана за кипой белья. Котя отпивает из горлышка.

Он сидит перед зеркалом в своей комнате на втором этаже. У него подведены глаза, и теперь он намазывает черной помадой губы. Звуки вальса из дома Левко прекращаются.

Внимательно изучив свое накрашенное лицо, Котя стирает краску с губ, берет флакон с кремом для бритья, втыкает в дно его штекер шнура, а другой конец шнура подсоединяет к ноутбуку. Во флаконе у Коти спрятана миниатюрная видеокамера.

На экране ноутбука появляется расплывчатая видеозапись танцующих Павла и Зины. Недовольный качеством изображения, Котя выключает ноутбук, развинчивает флакон, достает из него камеру, берет со стола буклет с инструкцией и углубляется в его изучение. Погруженный в это занятие, он даже не услышал, как хлопнула входная дверь.

— Котя! Ты здесь? — кричит внизу Таня.

Пока она взбегает по лестнице, он успевает спрятать камеру и буклет в стол.

Таня входит и видит его бритое и накрашенное лицо. Ахает.

— Котя! Зачем ты это сделал?

— Надо что-то иногда менять.

— Почему ты здесь ночуешь один? Что случилось?

— А по-твоему, ничего не случилось?

— Я понимаю, я все понимаю. Папа умер. И вообще. .. Но надо не брить бороду, а что-то делать всерьез! Слышишь? Надо же что-то делать? Нам надо взять Петьку и уехать. Вообще уехать. У нас есть загранпаспорта. Давай уедем куда-нибудь на Кипр, на Средиземное море, прямо сейчас, сразу! Давай, а? Увезем Петьку, и нас никто никогда не найдет.

— На какие деньги мы уедем? На то, что дал мне Павел? — спрашивает Котя.

— Нет, конечно. Мы займем. Мы у Антона займем. Мы что-нибудь придумаем. Но здесь нельзя оставаться.

— А дед?

— Он справится без нас.

— Уезжай, — говорит Котя.

— Что значит «уезжай»?! А ты?

— У меня тут дела.

— Какие у тебя могут быть дела?

Бедный Котя. Так она о нем думает. Какие у Коти могут быть дела?

Мой папа не умеет готовить. Он ухитрился прожить восемьдесят пять лет, ни разу не приготовив себе еды. Раньше всегда готовила мама или прислуга. Теперь ему готовит Нина, или еще кто-нибудь из наших приносит ему поесть. Сейчас он сидит на кухне, в своей городской квартире и ест принесенный Машей суп. Маша сидит рядом и смотрит на него.

— Все-таки вы, евреи, очень странные л-л-лю-ди, — изрекает Степа.

— С чего это ты?

— Я вдруг сейчас вспомнил твоего п-п-папу Эрика, — объясняет Степа. — Как в восемьдесят втором году, когда Макс остался в Англии, Эрик встречался там с ним и потом совершенно ничего нам с Дашенькой об этом не сказал. Мы с Дашенькой при нем все время говорили о Максе, а Эрик ничего не сказал.

— Почему ты вдруг про это вспомнил?

— Потому что твой папа Эрик и твой муж Сорокин были очень д-д-дружны.

— Но папа Эрик не работал в органах.

— Сорокин тоже говорит, что не работает, но мне все-таки кажется...

— Я не хочу говорить о Сорокине.

— Я понимаю, деточка. Я все понимаю. Вы с ним в разводе. Но он такой милый парень. Вот я и подумал: у нас этот аукцион, а Сорокин как раз служит у Кристи...

Степа умолкает и жует губами, виновато глядя на Машу.

И тут до Маши наконец доходит, что произошло.

— Это ты его вызвал?!

— Да, деточка, прости меня. Я позвонил ему в Париж. Сказал ему, что он нам нужен, и, представляешь, он моментально п-п-прилетел.

Раннее утро. Мокрая после дождя проселочная дорога идет вдоль опушки леса. Обгорелая трава на опушке рядом с местом, где упал мой самолет, уже зазеленела, и ветер нанес осенней листвы, так что и не видно почти ничего.

Степина машина останавливается у опушки, из машины выпрыгивает и тут же, поскользнувшись, падает в грязь Петька. За ним выходят Таня и Нина.

— Ну вот! Ну начинается! — кричит Таня, поднимая и отряхивая Петьку. — Не отходи от меня ни на шаг, слышишь? Степа, ну выходите же скорее! Это же природа! Дышите воздухом! Это же вам полезно!

— Нет, нет, я тут п-п-посижу, — откликается из машины Степа.

Нина выгружает из багажника корзины. Степа остается за рулем и поглядывает на лес без всякого энтузиазма.

Папе восемьдесят пять лет, но природа и собственное здоровье его как-то не волнуют. Он никогда не занимался физкультурой, никогда не болел и за шестьдесят лет жизни в Шишкином Лесу за грибами отправился сегодня впервые.

С одной стороны дороги — лес, с другой — поле с обгорелой местами травой. Тишина. Слышны только визг Петьки и карканье кружащих над полем черных птиц. За Степиной останавливается еще одна машина. Из нее выходят Маша с Сорокиным. Сорокин подходит к Степе. Целуются через открытое окошко.

— Левушка, я так рад, что ты с нами, — говорит Степа. — Вот и опять мы все вместе. Всей семьей. Это важно, что мы сейчас вместе.

— Это здесь случилось? — спрашивает, оглядываясь, Сорокин.

— Вон там дальше, в поле, но обломки долетали сюда, видишь, тут тоже горело. А там, в поле, если ты пойдешь, там сразу увидишь. Там его п-п-поклон-ницы крест поставили. Сейчас рано, а потом соберется целая толпа истеричек. Я с тобой не п-п-пой-ду. Они меня в лицо знают, начнется галдеж, а ты сходи туда, обязательно сходи.

— Для этого вы и выбрали это место грибы собирать? Вы заранее решили меня туда отправить?

— Нет, клянусь, нет, — врет Степа. — Просто раз уж ты сюда приехал, сходи, посмотри, надо же разобраться, что там случилось, ну, ты понимаешь. — И добавляет, целуясь с Машей: — И ты с ним, деточка, сходи. Вот вы вдвоем туда и сходите.

— Я не хочу с ним вдвоем никуда ходить, — говорит Маша.

— Ну, я тебя прошу. Это чтоб выглядело естественнее. Ну как он один туда пойдет? Туда же в основном приходят женщины.

— Степа, я не эксперт по авиакатастрофам, — говорит Сорокин.

— Но у тебя, деточка, есть контакты с такими экспертами.

— Нет у меня таких контактов. И никогда не было. Я им был нужен только как искусствовед.

— Я знаю, Лева, я знаю. Как искусствовед. Но ведь у вас в органах есть специалисты, к-к-кото-рые могут как-то определить, была ли п-п-подло-жена взрывчатка.

— Где я возьму этих специалистов?

— Лева, деточка, ты сделай это ради меня.

— Сделать что?

— Ну, возьми там какие-нибудь п-п-пробы с места происшествия. Чтоб их кто-нибудь из ваших посмотрел.