Елена Ильина - Обыкновенные девчонки (сборник)

— Правильно, Ипполитова, — сказала Анна Сергеевна, — садись. Ты отлично объяснила.

И учительница опять посмотрела на Катю:

— Ну а что такое ветер? Можешь нам объяснить?

Но Катя не могла сказать толком и о том, что такое ветер.

Анна Сергеевна рассердилась:

— А ведь я обо всем этом говорила на прошлом уроке! И даже спрашивала в конце урока. И на сегодня задала. Ты что, Снегирева, ничего не слышала?

Катя опустила голову. Она и вправду не слышала ровно ничего. Как же это случилось? А вот как. Несколько дней тому назад Оля предупредила Катю о том, что на сборе дружины Катя должна будет выступать от имени всех четвертых классов — и своего и всех параллельных. Ей надо будет рассказать о пионерских делах этих отрядов: о том, как отряд 4-го «А» собрал книги для детского дома, как отряд 4-го «Б» собрал металлический лом, как отряд 4-го «В» помогает семьям инвалидов Отечественной войны…

Стало быть, Кате придется выступать. Она уже заранее представила себе, как поднимется на сцену и будет говорить про пионерскую работу и про то, как эта работа помогла и в дружбе и в учении. Вот, например, у Клавы Киселевой были двойки, а теперь у нее две четверки.

И вот, воображая себе все это, Катя на прошлом уроке вместо того, чтобы слушать, подсчитывала в уме, сколько в прежней четверти было в классе двоек и троек, и сколько стало вместо них четверок и пятерок. Она уже начала было мечтать о том счастливом времени, когда и четверок в классе не станет, а будут одни только пятерки, как в это время урок кончился. И тут только Катя спохватилась: а ведь она не слышала ни одного слова из объяснений Анны Сергеевны! «Ну, ничего, — решила Катя, — дома выучу как следует». Но дома она забыла проверить в дневнике расписание уроков. Почему-то она была совершенно уверена, что сегодня на третьем уроке будет чтение. И вдруг оказывается — как раз естествознание, «Неживая природа», и вдобавок Анна Сергеевна не стала объяснять новый урок, а начала сразу спрашивать. Услышав свою фамилию, Катя от неожиданности даже не поняла, что это относится к ней. И только когда кругом зашептали: «Снегирева, иди — тебя!» — она как-то неловко вышла из-за парты и медленно пошла к доске.

«А что задано? — мучительно старалась она вспомнить. — Ой, кажется, что-то про воздух и ветер…»

Анна Сергеевна смотрела сейчас на Катю, и лицо у нее делалось все более озабоченным.

— Как все это понять, Снегирева? — сказала она. — Я тебя просто не узнаю… Ты что, нездорова?

Катя покачала головой и еле слышно произнесла:

— Здорова…

— Что же случилось? Нечего сказать, хороший пример подаешь ты своему отряду!

Катя еще ниже опустила голову. Она стояла перед учительским столом, покусывая губы и перебирая край передника. Ну совсем как Тоня или Клава… Анна Сергеевна решительно обмакнула перо. Катя исподлобья следила за рукой учительницы… Еле заметное движение пера — и вот случилось то, чего ни сама Катя и ни одна из девочек в классе никак не могли ожидать. В журнале, в первый раз за всю Катину школьную жизнь, против фамилии «Снегирева» появилась двойка. С виду обыкновенная, безобидная цифра «два», а на самом деле настоящая, страшная двойка! У Кати потемнело в глазах…

— Дай твой дневник, Снегирева, — донесся до нее, словно издалека, голос Анны Сергеевны.

Тут только Катя вспомнила, что оставила дневник в парте. Ничего не видя вокруг себя, она пошла за дневником… Неживая природа! Ветер! Воздух! Кажется, ничего нет легче, и вдруг из-за них Катя получила первую в жизни двойку. Из-за этой противной неживой природы!

Сама как неживая, Катя пошла на место.

Аня посмотрела на нее большими, испуганными глазами и сейчас же отвернулась — она почувствовала, что Кате еще тяжелее, когда на нее смотрят и жалеют ее. Наташа легонько погладила Катю по руке, но Катя отдернула руку — ей не хотелось, чтобы ее трогали, чтобы обращали на нее внимание.

Сейчас отвечала Клава Киселева, и очень неплохо, даже бойко, — та самая Клава, на которую все хорошие ученицы в классе обыкновенно смотрели немножко свысока, с высоты своих пятерок и четверок. А теперь Катя слушала и удивлялась. Клаву не приходилось тянуть за язык и задавать ей наводящие вопросы. Она объяснила, что такое ветер, и даже сказала, что бывают ветряные двигатели, которые могут не только молоть зерно, но и подавать вверх воду из колодца и приводить в движение машины. Анна Сергеевна слушала ее внимательно, и все девочки тоже. Да, Клава отвечала хорошо.

А Катя? Какой ужас — получить двойку, да еще в такие дни, почти накануне сбора дружины! Вот тебе и обязательство — учиться только на пятерки!

«Ничего у меня толком никогда не выходит! — думала она с досадой. — Исписала столько бумаги этими «буду — не буду», а сама?..»

Подавленная такими грустными мыслями, Катя медленно шла домой из школы. Сумка опять показалась ей, как и в тот день, когда она обидела Анну Сергеевну, очень тяжелой.

Нет, если бы вчера кто-нибудь сказал ей, что сегодня с ней случится такая беда, она бы, кажется, просто не поверила. Вчера она возвращалась из школы не одна, а, как всегда, с Аней и Наташей. Говорили о том, что на дружинном сборе Тоню и Клаву будут принимать в пионеры, что придет много гостей и все будут поздравлять отряд с успехами. Подумать только, такой вчера был хороший, счастливый день! А сегодня? Сегодня нет на свете девочки несчастнее ее, Кати…

Катя дошла до дверей своего дома и остановилась. Что она скажет, если ее спросят, почему она такая грустная? Как неприятно, что надо всем рассказывать! Может быть, придется даже каждому в отдельности выкладывать все с начала до конца — маме, бабушке, папе, Тане… И Миша, наверно, прибежит и будет слушать.

Ну а если пока ничего не рассказывать и в понедельник попросить Анну Сергеевну вызвать ее еще раз? Но ведь до понедельника так долго ждать! Как провести сегодняшний ужасный вечер? А завтра-то, завтра? Еще весь день мучиться! И в понедельник тоже будет не легче. Как подойти к Анне Сергеевне? Надо было сегодня, сразу же ей все объяснить. А теперь? Теперь поздно. В школе Анны Сергеевны уже, наверно, нет. Да и сама школа кажется сейчас почему-то далекой и даже чужой.

Катя так тихо позвонила, что на этот раз, против обыкновения, никто не услышал ее звонка и ей пришлось позвонить еще раз.

— Катюша, это ты? — удивленным голосом спросила из другой комнаты мама.

В своем синем рабочем халате Ирина Павловна сидела, склонившись над чертежной доской, и, внимательно присматриваясь, выводила тоненькой кисточкой какие-то узоры по мелко разлинованному листу бумаги. Она была поглощена работой и даже не заметила печального лица своей дочки.

— Иди переоденься, вымой руки, — напомнила мама, не отрываясь от работы. — Бабушка тебя накормит. А я очень тороплюсь. Сейчас кончаю и еду на фабрику.