Борис Бондаренко - Пирамида

— Да, тезисы не из свеженьких, — согласился Дмитрий.

— Надеюсь, обзывать меня ницшеанцем и суперменом ты не станешь? — с иронией осведомился Мелентьев.

— Да нет, зачем же…

— Уже хорошо. Так, как думаю я, думают многие, но высказываться не решаются, потому что это считается неприличным. И действовать в соответствии с этими принципами тоже отваживается далеко не каждый. Ну а я вот — не боюсь.

— Потому что ты сильный, умный и талантливый, — без всякого выражения сказал Дмитрий.

— Да, — серьезно сказал Мелентьев. — И я не хочу, свои силы и талант тратить на пустяки. И уверен, что и ты не хочешь, — потому что и ты из той же породы. И ты меня не убедишь, что тебе приятно расходовать себя по мелочам.

Дмитрий покачал головой:

— Не собираюсь ни в чем убеждать тебя.

— А вот мне кое в чем хотелось бы тебя переубедить.

— Это в чем же?

— Ты — большой корабль, а плаваешь пока мелко. Вернее, не так глубоко, как мог бы. Сначала я думал, что все это из-за твоей мягкотелости, из нежелания трепать себе нервы, из-за стремления угодить и нашим и вашим. Но твое поведение во время эксперимента, откровенно говоря, удивило меня.

— Почему?

— Ты ведь очень многим рисковал. Вся твоя карьера могла к черту полететь. Чтобы решиться на такой риск, сила нужна немалая. Я попытался поставить себя на твое место и подумал: а я решился бы на это? Пожалуй, что и нет… Даже наверняка не решился бы, — признался Мелентьев. — И вот этакое… логическое несоответствие и удивляет меня в тебе.

— А может, дело тут не в логике? — усмехнулся Дмитрий.

— В чем тогда?

— Ты хочешь, чтобы я тебе объяснил?

— Да не мешало бы.

Дмитрий помолчал и вздохнул:

— Эх, Валерка, человек ты… Ничего я тебе не стану объяснять. Не сумею, да и вряд ли ты поймешь.

— Вон как…

— Это не в обиду тебе сказано… Просто мы люди разных миров. Ты моего мира не приемлешь, я — твоего, и объясниться нам трудно.

— А ты попробуй, — прищурился Мелентьев.

— Да что пробовать… Жалко мне тебя.

— Жа-алко? — с нескрываемым удивлением протянул Мелентьев, — Вот дожил… Впервые слышу такое.

— И плохо, что никому не приходило в голову пожалеть тебя, посочувствовать.

— А мне это и не нужно.

— А что же тебе нужно?

— Многое. И прежде всего — чтобы мне не мешали работать, дали возможность полностью проявить себя. Я думаю, что способен на многое… И многое сделаю.

— Возможно, — неохотно согласился Дмитрий. — Талантом тебя бог не обидел. Сделаешь…

— Тогда с чего это тебе жалко меня стало? — Мелентьев зло усмехнулся.

— А с того, что, видно, не так уж сладко тебе… в этой пустыне жить.

— В какой пустыне?

— Да в такой… из которой ты пытаешься бежать сейчас.

— Куда это я пытаюсь бежать?

— Куда — не знаю, а откуда — вижу.

— Интересно… И что же ты видишь?

— Да то, что вот уходишь ты — и ничего после тебя не останется здесь. Кроме работы, конечно.

— Мало этого?

— Этого, как видно, даже для тебя мало.

— На Жанну намекаешь?

— Не только. Уедешь — и ведь вряд ли найдется хоть один человек, который пожалеет об этом.

— Далась тебе эта жалость, — с досадой сказал Мелентьев. — Жил до сих пор без нее — и ничего, обходился. И дальше проживу.

— Да живи, кто тебе не дает.

И так явно прозвучало в словах Дмитрия желание поскорее закончить разговор, что Мелентьев, пристально поглядев на него, поднялся.

— Ну что ж, погутарили — и хватит. Видно, и в самом деле неудачное время я выбрал… Ты бы полечился, а то выглядишь неважно.

Дмитрий молча поднялся, протянул ему руку:

— Ну, счастливо.

— Может, когда еще увидимся…

— Конечно… Заявление отдашь секретарю Торопова, она все сделает.

— Знаю.

Дня через три Ольф спросил:

— Куда это Валерка запропастился?

— Наверно, уехал, — сказал Дмитрий.

— В отпуск?

— Да нет, он же уволился.

— К-как уволился?

— Да так. Написал заявление, я подписал.

— Когда?

— Три дня назад.

Ольф долго молча смотрел на него и неуверенно осведомился:

— А ты, это самое… не загибаешь?

— Чего ради?

— А что же сразу ничего не сказал?

— Я думал, он сам скажет.

— Сам, сам… А у тебя что, язык отвалился бы?

Дмитрий промолчал, а Ольф огорченно сказал:

— Черт, как нехорошо получилось… Столько работали вместе, а расстались — как случайные попутчики на вокзале.

Дмитрий с отсутствующим видом смотрел перед собой в стол и явно ждал, когда Ольф уйдет. Но Ольф не уходил. Он вспомнил, как Дмитрий при его появлении торопливо прикрыл газетой исписанные листки, и решил спросить напрямик:

— Послушай, что ты сейчас делаешь?

— Сижу.

— Это я вижу, — серьезно сказал Ольф. — Работаешь над чем?

— Ищу математическое доказательство существования господа бога, — медленно сказал Дмитрий. — А также всех его боженят, ангелят, чертенят и прочей нечисти.

— Ясно, — сказал Ольф, поднимаясь. — Когда прикажешь лететь в Новосибирск?

— Когда хочешь. Только сначала сдай работу.

— Тогда в понедельник и подамся. Что не успею сам — Жанна закончит.

— Мне все равно, — безучастно сказал Дмитрий.

В Новосибирске Ольф пробыл чуть меньше месяца. С первых же дней затосковал по Светлане, по сыну, через неделю уже ругал себя, что выдумал эту поездку, и, стремясь до предела сократить срок командировки, работал с утра до ночи. Одно хорошо было в этой затее — Светлана присылала ему письма, каких не писала никогда. Приходили они почти ежедневно, и Ольф, бережно вытягивая конверт со знакомым почерком из пачки писем на столике дежурной, улыбался, шел к себе в номер и запирался на ключ, хотя помешать ему никто не мог — против обыкновения, знакомыми он почему-то не обзавелся, и приходить к нему в номер было некому. Сначала он быстро проглядывал письмо, чтобы узнать новости, потом удобно усаживался в кресло и читал медленно, и улыбался ласковым словам Светланы, а вечером, лежа в постели, перечитывал письмо еще раз. И на следующий день, не дожидаясь лифта, торопливо поднимался на пятый этаж и шел к столику дежурной. Она как-то пошутила, качая старой седой головой:

— Видно, какая-то крепко присушила тебя, парень. Зазнобушка, что ли?

— Жена.

— Жена? — удивилась дежурная. — Видать, недавно поженились?

— Сыну уже почти три года, — с гордостью сказал Ольф.

— Да ну? — поразилась дежурная. — Видать, дал вам бог счастья…

— Спасибо.

Домой Ольф приехал в субботу поздно вечером. Отметил, что свет в окнах Дмитрия и Жанны горит, — значит, в отпуск еще не уехали, — легко взбежал по лестнице, держа наготове ключи. На площадке мимоходом прислушался к тишине в квартире Дмитрия, решил: «Сегодня никуда не пойду». И, не успев еще открыть дверь, услышал легкие быстрые шаги Светланы, выронил из рук чемоданчик и обнял ее.