Константин Губаревич - Анютина дорога

Марат не смел ослушаться. Он остановился, ожидая конца цепочки. Пристроился в хвост.

...Над лесом послышался гул самолета.

— Воздух!..— прозвучала команда впереди.

Все в одно мгновение упали на землю, маскируясь в папоротнике, кустах, под кронами елей... Но самолет, видимо, успел обнаружить по каким-то признакам движение.

Начал кружить над лесом, где залег отряд. Кружил до тех пор, пока не прилетели по его вызову два бомбардировщика.

Дымовым кольцом самолет-разведчик очертил подозрительный участок леса, и в это кольцо полетело несколько бомб...

Лес огласился грохотом взрывов, огненными вспышками, весь окутался дымом...

Перебежками партизаны убегали из опасной зоны.

...По лесу движется цепь немецких солдат, простреливая каждый подозрительный куст...

Солдаты проходят по месту недавней бомбардировки, преследуя ушедший отряд.

...И когда все стихло, а стрельба слышалась где-то уже далеко, рядом с бомбовой воронкой зашевелилась земля, засыпавшая яму под большим выворотом...

Над землей показались руки, за ними — голова, и из-под выворота вылез Марат...

Он еще не совсем пришел в себя от взрыва, завалившего его землей. Поводит головой из стороны в сторону, плохо соображая, где он и что с ним... Ясно только одно: Марат один остался в лесу. Где отряд, что с ним — неизвестно. Куда сейчас идти, что делать — тоже неизвестно.

Но и оставаться нельзя.

И Марат пошел.

Состояние шока еще не совсем прошло, и мальчик неуверенно ступает на ослабевших ногах...

…Чуть-чуть дымятся головешки начисто сожженной деревушки на окраине леса.

Летний вечер придает остовам печных труб и всему пожарищу жуткий вид...

Марат остановился, пораженный страшным зрелищем пепелища... В надежде найти хоть что-нибудь живое, двинулся по улице уничтоженной деревушки.

И нашел:

...убитого ребенка...

...несколько женщин, расстрелянных у колодца, пять или шесть, висящих на виселице...

Это уже было свыше ослабевших физических и душевных сил...

Мальчик осунулся на землю под обгоревшим деревом и заплакал как-то жалко и совсем по-детски... То были слезы жалости, отчаяния, а может, просто детское бессилие отомстить...

Нет! Нельзя сидеть и плакать... Надо идти. Куда? Все равно. Что-то делать. Что? Там видно будет...

И Марат пошел. Как во сне. Со смелостью лунатика... Бездумно. Потому что нельзя было оставаться среди этой гнетущей смерти. За нее надо мстить, мстить... Не останавливаясь ни перед чем!..

...Но мальчишка все-таки остановился, услышав гул машин. Он не заметил, как дошел до какой-то дороги, по которой мчались машины, мотоциклы...

Только сейчас вроде бы очнулся, пришел в себя, провожая взглядом машины.

Только сейчас опомнился и понял, что нельзя стоять на виду, так близко от дороги...

Впрочем, он и не очень-то опасался. Стал поближе к кусту, чтобы слиться с его вечерней тенью. Проводив глазами несколько машин, медленно поднялся на насыпь к деревянному мосту через реку и притаился.

Сторожевая будка была по ту сторону реки, да и охрана успокоилась: отряд окружен и, возможно, уничтожен.

Марат пропустил три машины, ехавшие одна за другой, и дождался одиночной. Крытой. С солдатами. Подождал, пока кабина машины поравняется с ним, и выстрелил из пистолета в голову водителя...

Машина потеряла управление, наехала на перила, полетела в воду вместе с обезумевшей солдатней...

Как ни в чем не бывало, хлопчик сошел с насыпи, даже не поинтересовавшись, утонула ли машина с солдатами...

...Марат лежит в землянке на топчане, вернувшись на прежнюю базу отряда, как и было условлено, когда уходили на прорыв из окружения...

Лежит настороженно, не раздеваясь, не выпуская из рук пистолета. Прислушивается к каждому шороху, подозрительному звуку за дверями.

Вдруг ему показалось, что кто-то ходит... Он тихонько подкрадывается к двери, держа пистолет наготове... Слушает... Вроде бы тихо... Осторожно приоткрывает дверь... Выходит наружу... Внимательно осматривается вокруг. Тоже вроде никого.

Только среди кустов мелькнула чья-то тень,— то ли собаки, то ли волка...

Марат облегченно вздыхает: хорошо, что не человека... Мало ли кто может поинтересоваться бывшим становищем отряда...

На всякий случай прошелся между взорванными и сожженными буданами и землянками... А вдруг кто-нибудь притаился в их развалинах и следит?..

Убедившись, что никого нет, подошел к большой вековой ели, вскарабкался на нижние сучья, полез вверх, пока не добрался до своего потайного гнезда, искусно укрытого густыми ветвями... В нем можно относительно неплохо разместиться и спокойно проспать ночь... Более спокойно, чем в землянке... Здесь не надо сторожить самого себя и бояться каждого шороха.

Вот и сейчас Марат устроился в обжитом местечке, подвязал себя веревкой к суку на всякий случай и приготовился спать.

...Не спится, когда не знаешь, что тебя ждет. А что ждет Марата? Прорвался ли отряд?.. Вернется ли сюда?.. А может, он вольется в бригаду Баранова и возвращаться ему сюда будет ни к чему?.. А может, и бригаду блокировали, и кто знает, что от нее осталось?..

...Утро застало Марата спящим,— детский сон оказался сильнее тяжелого и горького раздумья...

Мальчик проснулся от сорочьего щебета на вершине ели, и это сразу насторожило его: сорока просто так не поднимет крика... Он осторожно раздвинул ветки, глянул вниз...

Первым его движением было — снова закрыться густыми лапками и застыть в неподвижности... Он заметил двух лошадей под седлами... Чьи они, кто приехал,— оставалось еще выяснить, соблюдая строжайшую осторожность.

Марат еле заметно снова отодвинул ветку и внимательно начал всматриваться вниз...

...Внизу Ларин и еще один партизан из разведгруппы обшаривали руины партизанского лагеря...

...Марат кубарем скатился с ели, чуть не упав на голову Ларину...

— Дядька Миша!..— крикнул чуть не на весь лес, повиснув у него на шее.

— Марат!— тоже вскрикнул от неожиданности Ларин, прижимая его к себе...

Мальчик плакал по-детски беспомощно, откровенно, освобождаясь от тяжелого нервного напряжения и страха, под гнетом которого жил эти несколько суток, отстав от отряда...

— Ну, ну... Успокойся...— похлопывал его Ларин по спине.

— А я думал... я думал... что вас уже никого нет...— сквозь детский всхлип признался Марат.

— Ну да что ты! Прорвались. Почти все... Хотя нет, четырнадцать человек погибли... Четырнадцатым считали тебя... Теперь, выходит, тринадцать. Хотя тоже, может, кто-то прячется еще... Вот ездим, ищем...

— А я сразу подался сюда... Как командир приказал...

— Правильно сделал. Молодец… Скоро все сюда возвратятся...

— Сюда?!— обрадовался Марат.

— Ага,— улыбнулся Ларин, напомнив Марату его непобедимую привычку «агакать».