Геннадий Невельской - Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России (1849-1855 г.)

"Итак, — высказал я Николаю Николаевичу, — правительственное внимание, по моему мнению, на отдалённом нашем Востоке должно быть направлено единственно к достижению упомянутой важной политической и экономической цели, почему при настоящих открытиях Петропавловск и Аян не могут быть нашими портами, каковыми по представлению Вашего превосходительства они должны стать. Затраты эти не только будут непроизводительны и напрасны, но могут вредно действовать на упомянутую главную здесь правительственную задачу, куда бы эти затраты и должны были быть всецело употреблены. Петропавловск и Аян могут быть только, как я сказал, станциями для наших судов и, следовательно, должны оставаться в том именно виде, в каком они существуют ныне". Поэтому следует приостановить: 1) перенесение Охотского порта в Петропавловск и усиление этого последнего, 2) заселение реки Май и 3) устройство на счет казны Аянского порта и приступить ныне к следующему:

1) Имеющимися в наличии средствами Охотского и Петропавловского портов, предстоящим же летом 1850 года, серьёзно занять устье Амура и отсюда, как из первоначального пункта, приступить к исследованиям: а) направления Хинганского хребта от верховьев реки Уды и направления рек, орошающих Нижнеамурский край и берущих начало из этого хребта, а равно и рек, орошающих прибрежье этого края, и б) начать исследования побережья Татарского пролива до корейской границы, с целью отыскания здесь гавани, удобной для основания порта, сколь можно долее открытого для навигации.

2) Ныне же распорядиться, чтобы для усиления сибирской флотилии были высланы из Кронштадта в навигацию 1851 года два винтовых лёгких судна, с осадкою около 10 футов (3 м) и с паровыми шлюпками при них.

3) Предварительно распорядиться, чтобы, с прибытием сюда упомянутых винтовых судов, было ежегодно высылаемо по нескольку крестьянских семейств для постепенного заселения главных пунктов края.

4) С прибытием этих паровых средств приступить к тщательному исследованию Амурского лимана и северо-восточной части реки Амура, в видах безопасного плавания, и

5) Для выбора гавани, почти всегда открытой для навигации, а также и для фактического заявления иностранцам о бдительном нашем наблюдении за этим краем, в более или менее закрытых бухтах, лежащих по берегам Татарского пролива, разместить военные посты и водворять крестьян в тех местностях по Амуру и Уссури, где окажутся более или менее удобные перевалы к закрытым бухтам Амура, расположенным на побережье Татарского пролива" {Опыт не замедлил показать, что если бы в 1850 году было принято это мнение, которому Н. Н. Муравьёв вполне сочувствовал, тогда война 1854 года не застала бы нас врасплох и мы не встретили бы тех затруднений при вводе судов и подъёме наших команд в Забайкалье, но тогда все были увлечены важностью значения Петропавловска и, не веря моим открытиям, боялись раздражать китайцев и иностранцев.}.

После этого в конце декабря 1849 года в Иркутск пришло последовавшее 2 декабря 1849 года высочайшее повеление, в силу которого предписывалось: Охотский порт перенести в Петропавловск, который и должен был стать главным укреплённым нашим портом на Восточном океане, почему его следовало усилить командами, материалами и орудиями, доставленными на транспортах из Кронштадта; начальника Аянской фактории Завойко назначить губернатором Камчатки, из которой образовать отдельную Камчатскую область; для развития на Камчатке земледелия переселять туда ежегодно по 25 крестьянских семей; принять на счёт казны окончательное устройство и содержание Аянского порта, а Аянскую факторию возвести на степень правительственного порта, усилив её воинскими командами. Наконец, по реке Мае и между Нельканом и Аяном создать земледельческие поселения для поддержания Аянского порта. Это повеление предписывалось провести в исполнение генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьёву, в распоряжении которого должны находиться и все суда в Охотске и на Камчатке, под названием сибирской флотилии; точно так же в распоряжение генерал-губернатора посылать из Кронштадта в Охотское и Камчатское моря военные крейсеры для прекращения насилий, производимых иностранными китобоями. Вместе с тем остановленную в Иркутске экспедицию Ахте не посылать для определения границы, а направить, по усмотрению генерал-губернатора, для исследования Удского края. Что же касается дальнейших действий в районе Охотского моря, то ожидались мои подробные объяснения. Вместе с этим 6 декабря за благополучный приход транспорта в Петропавловск, скорую в хорошем состоянии доставку грузов и за сохранение здоровья команды, по прежним примерам, я был произведен в капитаны 2-го ранга {За опись мне следовал орден св. Владимира 4 ст. и пенсия, как то дали и Бутакову, описавшему устье Амударьи, но, так как в лиман я отправился не получив высочайшего разрешения и потому подвергся бы наказанию, меня лишили только того, что по закону следовало за опись, то-есть креста и пенсии.}, а офицеры награждены были как за это, так и за опись — чинами и крестами.

По прибытии в Петербург 28 января 1850 года я явился к князю Меньшикову и представил ему все чистые и черновые журналы и карты наших исследований и открытий, а вместе с этим и рапорт Н. Н. Муравьёва о том, что, ввиду сделанного мною открытия, в навигацию же 1850 года необходимо занять устье Амура 70 человеками воинских чинов. Для исполнения этого Н. Н. Муравьёв просил князя Меньшикова о моём назначении в его распоряжение. Князь принял меня весьма благосклонно и объявил, что хотя государь, весьма довольный моим смелым поступком, простил меня за то, что я, не получив еще его повеления, решился итти к устью Амура и в его лиман, но граф Нессельроде и большинство членов Особого комитета, председателем которого являлся граф, обвиняли меня за таковую дерзость {Именно желали разжалования. 83 } и сообщили императору о своем сомнении в справедливости моих открытий на том основании, что "они совершенно противоречат представленному в конце 1846 года докладу графа Нессельроде и донесению барона Врангеля по тому же вопросу, а равно и донесениям нашей миссии в Пекине". На это я отвечал князю, что заключение графа Нессельроде и большинства Комитета, как он изволит увидеть из представленных ему документов, совершенно ошибочное и для меня и всех моих сотрудников оскорбительное. "Кроме того, — сказал я, — правительство всегда может проверить, в какой степени справедливы мои донесения Вашей светлости, доведённые до государя и, если они окажутся согласными с мнением графа Нессельроде и большинства Комитета, то я подвергаюсь строжайшей ответственности, гораздо более строгой, чем та, какую уже определили, а потому почтительнейше прошу вашу светлость защитить меня и моих сотрудников от подобных нареканий".