Геннадий Невельской - Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России (1849-1855 г.)

Как Березин, так и Бошняк в своих донесениях просили меня пополнить их запасы и товары, а потому я сейчас же отправил на двух нартах вверх по Амуру сухари и различные запасы с мичманом Разградским и двумя казаками. Офицеру этому приказано было доставить всё в Кизи Березину с тем, чтобы последний отправил к Бошняку в залив Де-Кастри одного из казаков с частью продовольствия и запасов, остальные же оставил у себя; сведения, доставленные от Бошняка, отправил бы немедленно, а по уходе Бошняка из залива к югу возвратился с донесением ко мне, оставив в селе Котове при запасах казака. Сообщая это распоряжение Бошняку, я писал, чтобы по отплытии из Де-Кастри он оставил при посте казака, снабдив его упомянутым объявлением на случай прибытия в залив иностранного судна. Вместе с тем я извещал его, что взамен него в залив Де-Кастри при первой возможности будет выслан другой офицер. Так как запасов для больных было мало, то вслед за Разградским был командирован до селения Пуль подпоручик Орлов. Ему приказано было, во-первых, добыть провизии, а во-вторых, рассеять распространявшиеся тогда слухи о появлении на Амуре около селения Пуль миссионеров, разглашавших о нас злонамеренные слухи и угрожавших, что будто бы с открытием навигации для уничтожения наших постов спустятся в большом числе маньчжуры.

22 марта я с доктором Орловым отправился на нарте в Николаевское {Им заведывал тогда Петров.} для осмотра работ и больных. По прибытии туда я нашел, что больные поправляются, а лес для предстоящих построек по возможности заготавливается. Вместе с тем гиляки мне рассказали, что в то время, как северная часть лимана бывает заперта льдами, южная открытая часть не только свободна от них, но и совершенно спокойна; поэтому я приказал Петрову с прибытием в Николаевское из Кизи Разградского оставить его у себя и приготовить к открытию навигации на Амуре стоящие баркас и 4-весельную шлюпку, так чтобы можно было оба эти судна послать в южную часть лимана, как только она очистится ото льда.

Сделав это распоряжение, я к 5 апреля возвратился в Петровское и 10-го числа отправил в Николаевское подпоручика корпуса штурманов А. И. Воронина, приказав ему со вскрытием реки Амура отправиться вместе с Разградским на 4-весельной шлюпке и 6-весельном баркасе к мысу Пронге. А. И. Воронин должен был на четвёрке проследить канал {По сведениям от туземцев, этот канал глубже других, прибрежных, которые были тогда нам известны.}, идущий из реки близ мыса Пронге к середине лимана, стараясь при этом, если возможно, соединиться в Сахалинском канале с Разградским. Последнему я предписал следовать от того же мыса Пронге под берегом до мыса Лазарева и оттуда выйти на Сахалинский для соединения с А. И. Ворониным.

Таким образом я хотел сделать последнюю попытку: не удастся ли с нашими ничтожными средствами определить направление и состояние главных фарватеров Амурского лимана.

В Петровском, между тем, исправлялся к навигации бот «Кадьяк» и заготовлялся лес. Команды оправлялись. 16 апреля прибыл туда Орлов с вымененными им у маньчжуров на товары просом и чаем и сообщил, что, достигнув селения Пуль, он узнал, что на Амуре действительно были два миссионера, но туземцы их прибили и прогнали; что же касается до распущенного слуха, что будто бы маньчжуры спустятся, чтобы уничтожить наши посты, то по всем собранным им сведениям среди гиляков и маньчжуров этот слух оказался ложным. Маньчжуры в селении Пуль не только не думали об этом, но, напротив, выражали удовольствие, что мы поставили посты в Кизи и Де-Кастри, ибо опасались, чтобы кто-либо другой не занял этот край, так как их правительство оставляет его без всякого наблюдения. Наконец, они выразили желание, чтобы мы поселились выше по Амуру, ближе к Сунгари, дабы им удобнее было вступать с нами в торговые сношения.

26 апреля из Кизи в Николаевское прибыл Разградский. Бошняк прислал мне с ним донесение из Де-Кастри. Разградский через нарочного сообщил мне: "1) что, следуя по Амуру, он убедился, что все гиляки к нам расположены и довольны, что мы поселяемся в Кизи; 2) что являвшихся сюда с различными злонамеренными о нас слухами двух человек они прибили (одного до полусмерти) и прогнали; 3) что надобно теперь надеяться, что с их помощью сообщение между Николаевском и Кизи более или менее обеспечено, ибо они охотно, за щедрое вознаграждение {Это вознаграждение обыкновенно состояло в «юсь», по их выражению, — то-есть миткале и китайке, и «тамчи», то-есть махорке.}, готовы помогать мне. Вообще, — писали мне Разградский и Орлов, — гиляки, видя наше постоянно доброе к ним отношение, соблюдение полной справедливости, уважения к их обычаям и, наконец, полное отсутствие желания навязывать им наши обычаи, не соответствующие ни образу жизни, ни положению народа, видимо встали на нашу сторону. Маньчжуры же, видя, что мы вовсе не вредим их торговле и всеми средствами охраняем край от внешних на него покушений, точно так же почувствовали к нам расположение". По прибытии в Кизи Разградский нашел Березина водворившимся в селении Котово и производившим уже расторжку с гиляками, мангунами, гольдами и другими. Но, к несчастью, у него было слишком мало товаров.

Сухари и продовольствие он немедленно отправил с туземцем и казаком в Де-Кастри, к Бошняку.

Н. К. Бошняк 15 апреля из залива Де-Кастри доносил мне: "К 25 марта лёд во внешней части залива около мыса Клостер-Камп 130 разломало, и с этого времени эта часть залива сделалась доступной для судов с моря. Лёд же в самом заливе стоял до 7 апреля и только после этого при сильном северо-восточном ветре его начало ломать. До сих пор залив еще наполнен ломаным льдом. Вчерашний день, 14 апреля, с горы у Клостер-Кампа мы увидели в трубку к югу на горизонте большое трёхмачтовое судно, за которым начали следить.

"12 апреля мы перебрались во вновь выстроенную, покрытую хворостом избушку. Это помещение после бивуачной жизни то в грязных юртах туземцев, то на голом снегу, показалось для нас раем. В сделанном нами в этой избушке из глины камине мы поддерживаем огонь, дабы не заводилось сырости. Продовольствия при посте с получением от Березина и затем от Разградского муки, сухарей, сахару и чаю хватит, я полагаю, на два месяца. Сухари мы бережём для похода, а вместо хлеба и пирожного печём у камина (единственной у нас печи) лепешки на рыбьем жире с рыбой; к обеду варим уху, а иногда и щи; обедаем и пьём чай все вместе. Для подкрепления команды я каждый день даю ей по 2 чарки маньчжурской водки (очень скверной), доставляемой нам Березиным из Кизи. Мы приобрели от купцов (за 2 конца китайки, якутский топорик и 5 аршин (3,5 м) миткаля) лодку в 20 футов (6 м) длины и 5 футов (1,5 м) ширины; теперь готовим её к походу: смолим, конопатим и возвышаем борта.