Отиа Иоселиани - Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина

Вахо обогнал всадника на белой кобылице и, переехав на правый берег, спешился.

— Вот здесь… — как бы оправдываясь, сказал он второму всаднику. — Здесь я их оставил.

Подъехавший недоуменно оглянулся.

— Наверное, где-нибудь поблизости…

Перепрыгивая через валуны, Вахо бросился к небольшому укрытию у самой реки. И тут же послышался его голос:

— Сюда, Гуа, сюда!

Гуа неторопливо пошел по камням.

Внешне Гуа казался не старше Вахо, но держался солидно, ступал твердо и неторопливо. Он походил на мальчика, которому доверили серьезное дело и который отлично справляется с ним.

Белая кобылица пошла следом за хозяином, время от времени, как человек, заглядывая ему в лицо.

В укрытии между камнями на спине лежал раненый, Тутара с ним не было.

Гуа наискось разрезал раненому гимнастерку. Пуля прошла чуть правее сердца.

Натаскали плоских камней, подгоняя друг друга, сложили у скалы, настелили двумя бурками и перенесли на них раненого. Рана открылась, на бурку натекла лужа крови.

— Воды! — приказал Гуа голосом человека, знающего, что нужно делать. Сам снял хурджин с остановившейся перед ним лошади и движением руки приказал ей — «отойди». Лошадь попятилась.

Вахо принес воды в войлочной шапке.

Гуа работал, стиснув зубы и насупив брови. У Вахо мелькнула надежда на благополучный исход, и он тут же вспомнил о Тутаре: ушел ли Тутар, не дождавшись их, или его убили?

— Гуа!

Гуа оглянулся.

— Что-то Тутар не появляется, надо поискать…

Гуа, не отвечая, попросил приподнять раненого.

Вахо осторожно просунул руки раненому под мышки, приподнял, но не дождавшись, пока Гуа закончит перебинтовывать, опустил Сиоша на бурки:

— Нет, я пойду!

— Ты что, спятил! — крикнул Гуа так, что белая кобылица отступила еще на два шага и, поставив уши торчком, подождала, что будет дальше.

Вахо виновато вздохнул и послушно приподнял умирающего.

Кобыла почувствовала, что хозяин больше не сердится, и, сделав два шага, вернулась на прежнее место.

Судьба и обер-лейтенант опять были на ножах. Макс ошибся, полагая, что чаша весов склонилась в его сторону — просто в этот раз судьба съехидничала: когда далеко по тропинке вели пленных, она посмеивалась. И Макс посмеивался от удовольствия. Глупейшее положение: тебе впору плакать, а ты смеешься… И даже злобу свою излить обер лейтенант не мог. Кто виноват в том, что он оказался заперт среди скал? Судьба и мир, неродной, как мачеха.

Обер-лейтенант и не пытался допросить пленниц. Дороги назад нет, и как бы он не был доволен показаниями пленниц, Максу придется возвращаться той самой тропой, по которой он забрался сюда. Ему интересно было узнать, почему эти женщины оказались среди ночи на чертовых тропинках, но Макс не страдал чрезмерным любопытством, времени же оставалось так мало, что расходовать его на праздные вопросы было бы слишком расточительно.

Сворачивали лагерь довольно долго.

Шнайдер был в полной растерянности. Он знал, что обер-лейтенант винит его во всем, но командир, походя, обронил две-три иронические фразы в его адрес, чем и ограничился. Это еще больше напугало унтер-офицера. Он метался по площадке и, не смея громко командовать, свирепо таращился на солдат. Штуте он избегал, хотя в глубине души люто ненавидел его. Когда они взяли пленных, капрал молчал. Шнайдер не очень огорчился по поводу того, что пленными оказались женщины. Ему было приказано захватить местных жителей, и задание он выполнил. Конечно, тех двух, что убежали, нельзя было выпускать, но это легко говорить при свете дня, а тогда… Теперь дело обернулось худо, и все беды, которые им придется пережить, будут валить на него. А Штуте вышел сухим из воды.

Все в десанте знают цену Гансу.

Ганс Штуте вырос в Баварских горах, и в Германии не много найдется альпинистов его класса. Это вам не Шнайдер, наспех обученный на ускоренных курсах!..

Унтер-офицеру любой ценой нужно было завоевать расположение командира. Он давно знал обер-лейтенанта и немало удивился тому, что Макс не наказал участников ночной операции, да и к пленницам отнесся очень мягко, едва ли не галантно по нынешним временам…

— Шнайдер!..

Резкий голос обер-лейтенанта зажег искорку надежды в душе Шнайдера. Он молча вытянулся перед командиром.

— Ты возглавишь цепочку.

Шнайдер повернулся, готовясь бежать.

— Погоди, пойдешь осторожно… Бегать не надо, мы очень спешим. Ты меня понял?

Когда Шнайдер спустился к роднику, солнце клонилось к закату. Оставленные внизу кони щипали траву, проросшую между камнями. Сверху медленно, с предосторожностями спускался десант. Перед пленницами шел Клаус Бауман, позади них — Ганс Штуте.

У родника женщин посадили на коней. Таков был приказ командира, и Шнайдер опять недоуменно пожал плечами.

Обер-лейтенант выделил двух снайперов — их груз навьючили на лошадей — и приказал им идти впереди цепочки. Этих снайперов, Вальтера и Иогана, командир берег как зеницу ока. Вот и прошлой ночью, когда Шнайдер, не смыкая глаз и каждую минуту рискуя свернуть шею, таскался по чертовым тропинкам, снайперы спали под крылышком у обер-лейтенанта, в большой пещере. Обер-лейтенант понимал, что даже крупнокалиберной батарее не пошатнуть этих гор. Здесь один меткий выстрел стоил десяти танков.

Обер-лейтенант, казалось, не спешил и не нервничал. Ганс Штуте с удивлением наблюдал за ним — такое самообладание удивляло его. Макс умел воевать, и его огорчения по поводу невысокого чина показались Гансу обоснованными — он даже мысленно посоветовал себе держаться осторожнее с этим человеком. Особенно удивляло его отношение обер-лейтенанта к пленницам. Мать, покинувшая отца, и изменница-жена внушили Максу презрение к прекрасному полу. Он не уважал женщин. Нынешнее его поведение диктовалось умом.

Когда цепочка потянулась вверх по тропинке, идущие впереди снайперы вдруг остановились. Один из них распластался на камнях, подполз к небольшому валуну на краю тропинки и выглянул. Обернувшись, он что-то сказал второму и рукой показал на каменную стену, вознесенную над тропинкой. Второй снайпер пополз назад и, добравшись до обер-лейтенанта, сообщил, что Иоган кого-то заметил.

— Что скажешь, Вальтер? — казалось, даже это известие не взволновало Макса. — Как нам быть?

— По тропинке не подняться, герр.

— Но и здесь оставаться нельзя.

— Пока что можно…

— Я думаю, не долго… — обер-лейтенант призадумался, — Шнайдер!

Унтер-офицер щелкнул каблуками.

— Как вам кажется, сколько человек от вас сбежало?

— Двое, герр.

— А скольких вы убили?

— Одного.

— Убили?

— Да, герр, он упал с коня в пропасть.