Алексей Мусатов - В колхозной деревне

И до того вся эта картина ярко нарисовалась в моем воображении, что бросил я все дела, оседлал свой «газик» и без шофера помчался в те колхозы с недозволенной скоростью.

Не доезжая до «Октября», наткнулся я на такую картину. Завяз средь дороги грузовик, шофер возится с мотором, а вокруг грузовика, держась за борта, прыгает на одной ноге Настасья. Вторую ногу она не то подвернула, не то ушибла… Подъехал я. Вышел из машины.

И по лицу моему она поняла, что не прощу я на этот раз ее самоуправства.

Ногу еще сильнее поджала, стоит, держится за борт, смотрит на меня, поджидает, пока подойду…

Подошел я, и здесь, в открытой степи, у грузовика состоялся наш решительный разговор…

— Что ж, — говорю, — Настасья Васильевна… В третий раз нарушаете вы прямое распоряжение директора! В третий раз поступаете прямо вопреки моему приказу в серьезном и ответственном деле! Разговаривали мы все с вами много и… безрезультатно! Предупреждение я вам давал. Вы его оставили без внимания. Выговор я вам записывал. На вас и выговор не подействовал… Секретарь обкома с вами беседовал… Вы и из этого не сделали выводов! Что же еще с вами делать? Один у меня остается выход…

Опустила она голову… И поднятую ногу тоже опустила: позабыла про нее… Мрачно смотрит не на меня, а куда-то вниз, на сусличью нору…

— Сама вижу, что не работать мне у вас в МТС. Работаете вы неправильно, и убедить вас в этом я не могу и примириться с такой работой не в силах… Уйду я… Увольняйте… Только прежде… семена дотяну… сохраню колхозам твердую пшеницу…

Ничего я ей не ответил. О чем тут еще разговаривать? Сел в машину, дал газу и поехал дальше.

Подъезжаю я к колхозу «Октябрь». Смотрю и не понимаю… Возле тока полно народу. Сортировки работают вовсю. У амбаров сидят бабы и сшивают домотканные половики — подстилать под зерно вместо брезентов. В амбаре председатель колхоза и дед Силантий подготовляют все для яровизации семян.

Что, думаю, за чудеса такие? Бывало, здесь и в урочное время людей не дозовешься, а сейчас дело к вечеру, время не рабочее. Показываю на людей и говорю председателю:

— Собрались?

— Собрались! — отвечает.

— Как же это получилось?

Объясняет:

— Через доверие… Поверил народ и нашим планам и нам с Настасьей Васильевной.

Подхожу к председателевой матери, к самой скандальной и поперечной старухе из всего колхоза.

— И вы, — говорю, — сегодня здесь?

— Як же ще? — отвечает. — Настасья Васильевна сама до моей хаты забегала… Она мене уважает, як же мені ее не уважить?

Произвела на меня впечатление вся эта картина!..

А пока я во всем этом разбирался, подлетает тот самый грузовик, прихрамывая, выскакивает из него Настасья, а за ней, откуда ни возьмись, двое молоденьких лейтенантов. И начинают они выгружать брезентовую палатку. Оказывается, Настасья ездила в соседние военные лагеря и выпросила у них на три дня палатку вместо брезентов для воздушно-теплового обогрева зерна.

Смотрю на Настасью — и не узнаю. Веселая, озорная, хохочет, шутит с молодежью и с лейтенантами. Будто и не она только что разглядывала сусличьи норы! А один лейтенантик, чернявый, хорошенький, помогает расстелить палатку, а сам с Насти не сводит глаз и все спрашивает:

— Не больно ли вашей ноге?

Пока они расстилали брезенты, появились возле тока три девахи в сережках. Олюшки прибежали глядеть на лейтенантов. Чернявенький лейтенантик шутит:

— Мы вам палатку привезли не даром… Давайте нам залог.

Председатель спрашивает:

— Какого вам залога надобно?

— Просим мы залога не простого! Дайте нам в залог одну из девушек…

Председатель смеется:

— Смотря которая вам надобна! Давайте решать вопрос конкретно.

— Поскольку мы люди военные, нужна нам самая боевая, самая огневая…

И, не стесняясь, смотрит в упор на Настю восхищенным взглядом. Колхозники улыбаются: нравится им, как весело и открыто этот чернявый восторгается агрономшей. Председатель говорит:

— Вы, товарищ лейтенант, на любую глядите, а к Настасье Васильевне не прицеливайтесь. Она у нас главная опора, и мы ее не отдадим…

Настасья не смущается, а тоже смеется и указывает на Олюшек.

— Вот, — говорит, — пришли самые боевые и огневые! Первые наши ударницы!.. Они вам сейчас покажут, как у нас в колхозе работают! Пошли, девушки, носить мешки!

Прихрамывая, бежит в амбар и первая подставляет плечо под мешок… Олюшкам деваться некуда — они за ней… А за ними и остальные, и лейтенанты присоединились. И пошла у них работа! Таскают мешки. Высыпают зерно на брезенты. Крутят сортировки… Дым коромыслом!

Хочу я эту музыку прекратить, хочу приказать, чтоб, ссыпали зерно с брезентов обратно в мешки да везли в район на обмен, а язык, у меня не поворачивается!

Лейтенантик меж работой все смотрит на Настю и все шутит:

— Зерно по ночам надо сторожить. Мы, как военные, можем взять на себя это дело, только с вашей помощью! Кто из ваших девушек умеет по ночам зерно сторожить?

А Настя ему подбавляет:

— Всё мы умеем: и зерно сторожить, и песни петь, и на баяне играть… Приходите к току вечером, сами убедитесь.

Кипит у них работа. А я стою в стороне и не знаю, как мне теперь поступать…

Стоял я, стоял, сел да и поехал обратно.

Еду и думаю… Ведь и вправду дотянут они семена до кондиции за три положенных дня!.. Я исходил в своих расчетах из обычных методов… Как у нас обыкновенно делают? Приедут, проинструктируют и уедут… Да разве я или Аркадий стали бы таскать мешки из амбара? Неправильно это в принципе!

А Настя?.. Сама уговорила строптивую старуху, сама выпросила брезент у лейтенанта и первая подставила плечо под мешок! Она министра из себя не делает. Только разве это метод?.. По знаниям — ученый специалист, а по методу — рядовая комсомолка… Главный агроном МТС и… сама таскает мешки! Неавторитетно! И, главное, порочный метод работы! Однако благодаря этому ее «порочному методу» сделали при ней в колхозе за один день столько, сколько без нее не сделали бы и в десять. А о своем авторитете она не заботится… Она заботится, чтоб довести в три дня семена до кондиции… Может, в некоторых исключительных случаях такой метод и есть самый принципиальный? Инструктора и без нее ездят по десять штук на колхозника! И ведь доработают в колхозе семена к севу!.. А я ей сказал, что уволю!.. Что же это такое получается?

Ох, и неспокойным вернулся я в МТС! Несколько дней сидела Настя в колхозе, и за все эти дни не было у меня покойной минуты.

А тут еще и в природе было в эту весну сплошное беспокойство. Всего было много: и солнца, и ветров, и заморозков, и все не ко времени… Давно бы уж пора сеять, а нельзя! Днем солнце теплое, а по ночам заморозки сковывают землю. Два раза в день вскакиваю, бегаю на огороды, сую в землю градусник. Нельзя пшеничку сеять! Сев подсолнуха мы начали, поскольку он заморозков не боится. И, надо сказать, пошел у нас квадратно-гнездовой очень гладко, даже репортеры приезжали к Гоше Чумаку…