Алексей Мусатов - В колхозной деревне

Но опыт уже научил людей разбираться в том, что осанка и генеральские нотки в голосе — не самое главное в оценке качеств руководителя. Очень часто ведь неброские по внешности люди и оказываются талантливыми.

За это время в колхозах успели узнать и оценить Еремина. С ним можно было говорить откровенно, и он не прятался за чью-либо спину, когда к нему обращались за советом. У Еремина было свойство, которое больше всего ценят люди: он умел прямо смотреть в лицо фактам, и уши его не были заткнуты ватой. Он мог увлечься человеком. То откроет в районе интересного пчеловода, изобретателя высокопродуктивного улья. То заедет на полевой стан к трактористам и живет у них три, пять дней, пока не узнает всех и все их заботы. Или же после какого-нибудь совещания в районе поведет к себе на квартиру двух — трех председателей колхозов, агрономов и сидит с ними в разговоре, пока не начнется по станице предрассветная петушиная побудка.

Он был неравнодушен к людям. Вот почему так притих зал, когда увидели его на трибуне.

— Можно и факты, — повторил Еремин.

И своим негромким тенорком он рассказал конференции то, о-чем уже знают читатели. Закончил он так:

— Говорят, что товарищ Неверов любит район. Непонятно. Район любит, а людей — нет. Район — это не только местность. Это — люди. Вы думаете, о чем нам сегодня Цека говорит? О том, что наши люди все это могут сделать. В человека верить надо. — Еремин уже было пошел с трибуны, но задержался еще на ступеньке. — Верить надо!

Рассчитывали конференцию «закруглить» в два дня, но пришлось продлить еще на день — так много было желающих выступить. Говорили о том, как запустили в районе МТС. Как не поддерживали смелых людей. Жили, лишь бы отчитаться за очередную кампанию, а там, хоть трава не расти. Говорили, что попрежнему главным агрономом в районе — дождь.

Может быть, до этого за всю жизнь не пришлось услышать столько крепких слов Неверову и Молчанову. И у каждого выходившего на трибуну была в руках газета. Зоотехник Устинов, и раньше никогда не боявшийся говорить то, что он думал, и поэтому немало претерпевший в районе, так прямо и назвал Неверова статистиком.

— Мы боимся, — сказал он Неверову, — что вы и это постановление начнете в одиночку выполнять. Нам всегда было с вами трудно, а теперь наши пути-дороги совсем расходятся. На сегодняшний момент выпадаете вы, стало быть, Павел Иванович, из тележки.

Неверов и Молчанов сидели за столом президиума, как в воду опущенные. По-человечески говоря, жалко было на них смотреть. Но можно ли давать в сердце место жалости, когда речь идет о том, чтобы убрать помехи с пути, по которому людям нужно идти дальше?!

Каждый хотел сказать о том, что невозможно было говорить в районе все эти годы. Как сказал один делегат, не тот был воздух. Этот же самый делегат, обращаясь к Молчанову, незлобливо посоветовал:

— А на вашем месте, Петр Никитич, я бы сейчас сам в отставку подал бы. Или поезжайте учиться. Хоть у вас уже и предельные лета, мы за вас всей конференцией можем походатайствовать. Нет, пожалуй, учиться не езжайте. Еще пришлют вас потом опять в наш район. Научить-то вас разным наукам могут, а смелости на курсах не прибавляют. Руководитель отважный человек должен быть, орел. Прямой вам расчет — в отставку. И вам будет поспокойнее, перестанете каждого куста бояться, и нам без вас станет получше.

И добавил под раскатистый, беспощадный смех зала:

— Как говорится, была без радости любовь — разлука будет без печали…

Когда огласили результаты выборов в новый состав райкома, оказалось, что из двухсот делегатов за Неверова проголосовало семь. За Молчанова — трое.

Секретарем райкома был избран Еремин.

Это случилось в Кремле на совещании передовиков сельского хозяйства.

Длинный высокий зал был переполнен. Дневной свет, скупо падавший из узких и глубоких окон, мерк под ровным электрическим сиянием, рождавшимся там, где высокие пилястры с острыми гранями переходили в сводчатые потолки. Под сводами скрещивались лучи «юпитеров», а в проходах между креслами бесшумно сновали кинооператоры и корреспонденты с аппаратами. Из ниши, расположенной за трибунами, на полном шагу входила в зал огромная фигура Ленина. Те, кто поднимался на трибуну, шли ему навстречу, и многие поднимались плотной поступью — не в первый раз и по праву.

— Я, товарищи, хочу сказать о механизации картофелеуборки… — говорила Ефимова, председатель знаменитого овощеводческого колхоза, грузноватая женщина в пуховом платке. Многие из присутствующих хорошо знали и судьбу ее, и характер, и даже любимое ее выражение «конечно-безусловно». — Механизация картофелеуборки — это, конечно-безусловно, большой-колоссальный вопрос! — говорила она своим обычным мерным и властным говором. — Нынче мы урожай удвоили, а убирать нечем! Пришла я к министру. «Хочешь не хочешь, Иван Александрович, выручай! Отпусти комбайн!» Дали нам картофелеуборочный комбайн, а он не усовершенствован! Товарищи директора заводов, товарищи инженеры, товарищи конструктора! Да разве же это конструкция, чтоб тридцать — сорок процентов картошки землей заваливать? Кому это надо, кому не надо?!.

А когда отзвучал этот занесенный над головами конструкторов вопрос, председатель предоставил слово директору Журавинской МТС Чаликову. На трибуну торопливо поднялся никому не известный юноша, с тонкой, как у подростка, шеей и розовыми щеками. И его имя и название МТС участники совещания услышали впервые.

— После сентябрьского Пленума ЦК КПСС наша Журавинская МТС выполняет и перевыполняет… — Юноша запнулся, но быстро поправился: — Наша Журавинская МТС, как и тысячи других МТС, как и весь многомиллионный советский народ, с новым приливом энтузиазма включилась в общенародное дело и ежедекадно выполняет и перевыполняет нормы и обязательства. В переводе на мягкую пахоту…

После деловитых речей прежних ораторов неуместным казался поток общих фраз. Многие насторожились.

Все знали, какими дорогами пришла на кремлевскую трибуну Ефимова и те, кто выступал до нее.

Но какая дорога привела на эту трибуну юношу с заученной речью, с чем-то мягким, расплывчатым во всем его облике?..

Когда с видимым облегчением оратор выбрался из общих фраз и уже совершенно легко и бойко принялся сыпать цифрами гектаров, центнеров и процентов, председательствующий нажал на кнопку звонка и сказал:

— Проценты, конечно, — дело великое! Однако расскажите-ка вы нам существо дела! Расскажите, как вы сумели в засуху взять пшенички в два раза больше, чем соседние МТС.