Алексей Дебольский - Когда мы молоды

— Валерий! Колодки! — кричит Владимир Иванович, ставя машину на скорость и на ручной тормоз.

— Вот они, — показывает Валерий.

Как это он догадался перебросить их на платформу — просто диво. Наверное, сообразил, что возвращаться за ними пришлось бы ему, самому.

Владимир Иванович чувствует, что уже не может быть справедливым. Все в этом парне вызывает у него протест. Даже наружность. Светло-серые глаза, ясные, прозрачные, не выражают никаких эмоций. Светлая кожа с легким загаром, удивительно гладкая, нежная — как у барышни. Брови темные, густые, пышные, а волосы пшенично-желтые — не красится ли в парикмахерской? Нос прямой, разве только чуточку длинноват, губы красные, сочные — плотояден. Роста высокого, держится прямо, талия тонкая, плечи прямые, широченные. «Я с таким сложением, наверное, был бы мастером по гимнастике, а этот полена потолще поднять не может…» Владимир Иванович ловит себя на этих придирках, прекрасно понимая, что все это вздор, но не может заставить себя думать иначе. Что-то непримиримо враждебное чудится ему в этом красивом, выхоленном юнце.

Состав был уже готов, и их прицепили в самую голову, поэтому паровоз, который возил платформу по станционным путям, так и остался с ними. На этой второстепенной северной дороге доживали свой век паровозы, и хотя с точки зрения технико-экономической это называлось отсталостью, Владимиру Ивановичу было приятно, что их повезет паровоз — старый служака. Скоро он совсем исчезнет из мира реальных вещей, но надолго останется в памяти людской, где-то рядом с пулеметной тачанкой. Владимир Иванович радовался предстоящему путешествию, как лет около сорока назад радовался бы хорошей сказке.

Они едва успели закрепить машину, и вот уж паровоз загудел протяжно, проплыли мимо пакгаузы, будки, блокпосты, и по сторонам однопутной дороги потянулось таежное безлюдье. Солнце уже застревало в верхушках деревьев, и воздух становился прохладен. Платформу со всех сторон обдувало ветром, от паровоза густым дождем летела угольная пыль, хлесткая, колючая. Но Владимир Иванович все еще не спешил укрыться в машине. Подняв воротник брезентовой куртки, надвинув синий берет на лоб до самых очков, он стоял, привалившись к капоту газика, и смотрел на пробегающий мимо ландшафт: угрюмую и хилую тайгу с болотистыми прогалинами, крутобокие пади с извилистым ручейком в зарослях осоки, внезапные просеки, взрезывающие лесную даль, серые столбы, а на них провода, провода, которые колеблются вверх-вниз, вверх-вниз… Как ни бедно разнообразием это зрелище, Владимиру Ивановичу трудно оторваться от него: быстрый бег, мелькание предметов обещают, обещают новизну, что-то дивное, невиданное еще. Наконец он вспоминает, что сегодня не обедали, и открывает дверцу машины, где Валерий сидит на своем обычном месте, рядом с водителем, и читает «Четвертый позвонок».

— А не перекусить ли нам, старина? — говорит Владимир Иванович игриво: успех дела и ощущение езды привели его в приподнятое настроение.

— Не мешало бы, — оживляется Валерий. Инициатива начальника на этот раз ему как нельзя более по душе, хотя, не будь ее, он терпел бы и дальше.

Вокруг — жиденькая голубоватая тьма августовской северной ночи. Черной широкой лентой несется мимо тайга по обеим сторонам, и в этом лесном коридоре оглушительно грохочут по рельсам сорок вагонов. Владимир Иванович сидит на водительском месте, опершись руками и грудью на руль. Позади, на широком пассажирском сиденье под двумя одеялами, спит Валерий. Владимир Иванович все еще дивится, как это у него просто и естественно получилось.

Когда заговорили о ночлеге, Владимир Иванович сказал:

— Разумеется, сзади удобнее. Настоящее спальное место.

— Да, конечно, — согласился Валерий и стал готовить там постель. — Ну, а вы как же, Владимир Иванович?

От этой милой, заботливой фразы Владимир Иванович смутился.

— Да я что ж, вот тут, по-шоферски, — проговорил он, но, уже когда договаривал эти слова, понял, какая получилась несуразица. Кто воспитывал этого мальчишку? Каким образом сумели так крепко вдолбить ему в голову, что он всегда и всюду первое лицо? Но изменять уже ничего не пожелал. Физические неудобства он переносил охотнее, чем моральную неловкость.

Устроиться впереди оказалось не так-то просто: то баранка теснит, то адски дует снизу, в промежуток между сиденьями, и ноги некуда девать. Какого черта маюсь, думает Владимир Иванович. Взять да и разбудить сейчас этого принца: слезай, приехали, ваше сиятельство, другим тоже надо поспать. Однако эта мысль, такая простая и справедливая, никак не может перейти в действие, и в конце концов Владимир Иванович начисто отвергает ее, хотя и не может себе объяснить почему.

Итак, мальчишка дрыхнет безмятежно, а он на шоферском сиденье поеживается от холода. Что ж, все правильно. Ведь он сам взял этого парня в свою экспедицию и по своей воле взял его с собой, когда поехал в административный центр.

Экспедиция Владимира Ивановича была самой перспективной, а сам он среди геологов института числился под номером один. Он знал об этом и считал это закономерным, ибо у него в активе было два важных месторождения, открытых по его собственному теоретическому прогнозу. Его кандидатская диссертация, по утверждению друзей, только тем отличалась от докторской, что была вчетверо короче. Теперь он опять, вот уже третий год, работал в поле, подбирался к ядру крупного месторождения, и ему уже намекали, что, в случае успеха, защита докторской пройдет без запинки, а к тому времени как раз освободится вакансия начальника лаборатории. Вся эта стратегия очень мало его занимала, он не видел смысла в том, чтобы находиться в четырех стенах, когда наиболее полезным он чувствовал себя именно в поле. Но все равно на него смотрели как на будущего шефа, поддерживали во всех его нуждах и добродушно потакали в том, что считали чудачеством. Его имя было известно даже студентам, и молодежь рвалась в его партию. Поэтому всякое пополнение сначала посылали к нему.

В этом сезоне он применил новый метод отбора. «Представьте себе, — говорил он, — что вы с группой в три человека должны из пункта А прибыть в пункт Б точно к назначенному сроку. Вам поставили задачу идти вниз по ручью до его слияния с другим ручьем и по тому, другому ручью подняться вверх. Других хоженых путей через тайгу нет. Вы смотрите на карту: расстояние между пунктами А и Б по прямой втрое короче, нежели по ручью. По ручьям ходили до вас, там не встретится ничего нового. Напрямик не ходил никто. Ваше решение?»

Один за другим парни и девушки отвечали одинаково. Они даже не задумывались, настолько очевидным было для них, куда клонит этот старый таежник, известный своими трудными и смелыми походами. Разумеется, через тайгу!