Иван Данилов - Зимний дождь

Но всякий раз у ворот никого не было. И Марта утешалась запахами родного закута, старых, порушенных плетней, нагретых за день солнцем и как бы источающих запах рук старой хозяйки.

Потом и запахи выветрились. Мужичишка поставил новые красноталовые плетни, выбросил ветхие ясли, заменив их каким-то громадным ящиком, тоже воняющим машиной. И с тех пор родной двор стал для Марты чужим. И она перестала спешить с выпаса домой, на незнакомый ей баз, отбившись от стада, уходила куда-нибудь в бросовые, разгороженные сады и там, оставшись в одиночестве, часто даже не хотела ущипнуть ни одной травинки, а просто стояла, понуря голову, будто обдумывала свое теперешнее житье. Нередко, уже при луне, ее находил тут сын сонной бабы и гнал на баз, ударяя по крестцам и ребрам суковатым дрючком.

Приходил кто-нибудь из трех хозяев, совал под нос Марты зачерствевшие кусмяги хлеба, но корову они не радовали. Ее давно уже обкормили этими черствыми или заплесневевшими, а то и совсем свежими кусками. Хлеб новых хозяев казался Марте пресной, перезимовавшей в степи ячменной соломой.

Руки их не любили ее, и она чувствовала это, и сама тоже никого теперь не любила. И, может, потому у нее стал портиться характер. Марта делалась вздорной, задиристой: прошлым летом пропорола крестец перепелесой [2] белесой (местн.) . корове, почему-то привязавшейся к ней, неотступно ходившей с ней рядом. После этого случая вонючий мужичишка спилил ей рога, оставив от двух размашистых полумесяцев постыдные окомелки, какие топорщатся на головах полугодовалых бычат…

…К вечеру облака рассеялись, и большое вешнее солнце, садясь, растворилось в золотистом свете. Такие закаты всегда предвещают хорошую погоду, и коровы возвращаются с пастбища спокойно, без рева и мыка. Вспомнив об этом, Марта вдруг почувствовала, что она голодна, и шагнула к яслям, начала жадно хватать губами клочья прессованного сена. Но перепутанное при тюковании, слежавшееся за зиму, оно выдергивалось трудно. В спешке новая хозяйка не успела распушить тюк перед тем, как положить его в ясли-короб. Марта жадно потянула длинный, никак не обрывающийся клок и, трудно заглатывая его, почувствовала вдруг резкий, как укус крупного овода, укол, который тут же перерос в нестерпимую боль. Она попробовала проглотить эту боль, но боль была уже где-то внутри ее, возле сердца. Корова заметалась, но теперь по-иному, чем днем, — испуганно, сумасшедше.

Всю ночь Марта промаялась в сарае, опрокинувшись на бок и нелепо вытянув ноги, не в силах даже подать мыка молодой хозяйке, которую за полночь машина привезла к воротам.

На рассвете, когда солнце поднималось из золотистой, безоблачной зари, Марта услышала взбудораженно-радостный рев коров, которых первый раз после зимы выгоняли на выпас. Скрипнули ворота база, Марта хотела посмотреть, кто из ее хозяев пришел, но не смогла поднять свалившейся набок комолой головы.

Чуть погодя все три хозяина склонились над ней, пытаясь поставить на ноги, толкали Марту в бок, полыхающий жгучей резью, тянули зачем-то за хвост.

На плацу мычали коровы, слышались людские голоса, и Марте почудился в этом весеннем гомоне голос ее старой хозяйки. Он звал ее, Марту. И она рванулась на этот зов, подбирая под себя передние ноги, попыталась встать, но тут же упала, запрокинулась, из горла хлынуло горяче-соленое, она захлебнулась этой горячей солью, и голос ее хозяйки угас, померк вместе с землей и небом.

1981

Когда дядя Костя впервые появился у них в квартире, Маришка с непосредственностью пятилетнего человека спросила напрямую:

— Ты кто?

Дядька в кожаном пальто и огромной шляпе растерялся:

— Я… Я — человек…

— А что ты делаешь?

— Строю.

— А что строишь?

— Все, что надо…

— Все-все? — не поверила Маришка.

— Ну, конечно, — заверил дядька.

— И терема тоже?! — уточнила девочка, и в черных угольках глаз вспыхнуло восхищение.

— Можно и терема, — засмеялся дядя Костя.

— Тогда давай строить! — предложила она. — У меня есть кубики… Знаешь какие красивые!

И пока Маришкина мама готовила на кухне ужин, они разложили на полу разноцветные кубики и строили всяческие сооружения: кошкин дом, завод.

— А терем, терем построй! — требовала Маришка.

— На терем материал неподходящий, — объяснил он. — В другой раз построим. Заеду к вам еще в гости и привезу все, что нужно…

И правда, каждое воскресенье, когда мама не ходила в школу учить ребятишек, обязательно приезжал дядя Костя. Он всегда приезжал с подарками, привозил мясо, кур, мед. Но мама никогда не хотела брать подарки, отказывалась даже от меда.

Чудачка, мед разве не сладкий! Но дядя Костя все равно возил. А вот про терема все время забывал. И они снова строили кошкин дом, завод.

Складывать кубики Маришке скоро надоело, но все-таки она делала это, думая, что они нравятся дяде Косте. А ей нравился он.

Отца своего Маришка не помнила. Мама сказала про него, что он пошел не по той дороге и потерялся. И Маришка больше не думала о нем, не ждала. Разве найдется потерянное? Однажды, играя во дворе садика, она обронила значок с цветком и, сколько ни искала потом, даже воспитательница ей помогала, так и не нашла.

А дядю Костю и искать было не нужно, он приезжал сам. После игры в кубики мама отводила Маришку ночевать к соседке, потому что у них с дядей Костей были какие-то дела, им надо было идти куда-то далеко-далеко…

Первый раз Маришка увидела дядю Костю, когда все дорожки от дома до детского садика были усыпаны опавшей листвой. Потом листья втоптались в грязь и ходить стало скользко. Хорошо, что грязь эту засыпало снегом — белым-белым! И все это время дядя Костя ездил к ней, Маришке, играть в кубики. А про терем забывал…

Весной, когда стало совсем тепло и деревья зазеленели, Маришка, наконец, не выдержала:

— Когда же мы его построим? — И чуть не расплакалась. Дядя Костя погладил ее по голове, начал успокаивать:

— Ну, ну, что это ты… — И тихо, будто по секрету от мамы, предложил: — Знаешь что, Мариша, поедем ко мне в Яснослободск жить. Ух, и теремов мы настроим! Знаешь, какой я сейчас там делаю? Большущий, выше вашего дома. Ты как, согласна?

— А мама?

— И мама поедет, — заверил дядя Костя.

— Мамочка, ты поедешь? Правда, мама?

— Не знаю, доченька… Ничего пока не знаю. — Мать сидела на диване с опущенной головой и, наверное, хотела заплакать.

— Там у нас хорошо, — хвалил дядя Костя, — прямо возле моего дома речка. Будешь все лето купаться, — продолжал он уговаривать Маришку. — В Яснослободске тебе понравится…

— Родненькая! Мамочка, поедем! — Маришка обвила материнскую шею.

Мать подняла голову, отбросила на спину скатившиеся к лицу волосы. Грустно улыбнулась.