Елена Быкова - Большая Ордынка

А она ему:

— Вы наш спаситель. Ничего в жизни так не уважаю, как работников полей. Вы люди мужества, труда, потому и настоящие мужчины. Как нам повезло!

Только он, по-моему, уже и не слушает, а просто глаз оторвать от нее не может. А она и так вокруг него, и этак. И другая тоже не отстает. В общем, вижу — бригадир обалдел. И понять его можно. Откуда вдруг все это в них появилось, стали совсем другими. Точно мы для них не мужчины. Конечно, по сравнению с этим парнем, может быть, так оно и есть. Что бы тут мое самолюбие ни говорило, а что правда, то правда. И рост, и фигура. На женщин все это действует.

В общем, она доказывает бригадиру, что им необходимо провести исследование у источника «Южное пекло», и просит дать им палатку на несколько дней. И так она его уговаривает — приближается к нему, и волосы ее у самой его щеки.

Бригадир сияет.

— Очень, — говорит, — приятная встреча. Что же, постараюсь обеспечить.

А она не теряется:

— Слово пахаря — закон!.. — Говорит, что лучше сразу их ящики с оборудованием перетащить в «газик». Что наша машина, мол, только до Тамани их довезет, а потом в Керчь уйдет, стало быть, только он сможет их доставить до источника, и, значит, они целиком в его власти, от него зависят.

А я думаю, как это у нее все мигом получается. Не голова, а кибернетическая машина. По рукам и ногам хочет связать бригадира. Все это происходит буквально в одно мгновение. Стою рядом и как дурак молчу.

Бригадир говорит, что ящики он забирает, а к источнику сможет их отвезти только завтра утром. Тогда и палатка будет. А сейчас, мол, у него дела, и он только вечером освободится. Машина, говорит, пусть уходит в Керчь, а он их встретит в Тамани. Назначает место и время у памятника Лермонтову в двадцать один тридцать.

Ящики они в его машину перетаскивают и свои спальные мешки тоже. Распрощались с бригадиром. Он уезжает, а они сели в машину и говорят:

— Вот все и устроилось. Теперь мы не зависим друг от друга. Палатка у нас есть. Вы отбирайте пробы в Керчи, а мы проведем свои исследования здесь. Через трое суток приедете за нами.

Вернулись в Тамань, животы подтянуло, с утра ничего не ели, а уже темнеет. Зашли в чайную. Хорошо пообедали, все довольны. Вдруг я вспомнил, как она этого совхозного бригадира обольщала и как своими волосами лицо его задевала… И тут я понял, что оставить их одних не смогу.

Нам бы пора уже ехать в Керчь, шофер торопит, понимаю, что и геологи наши спешат. Но молчат, потому что все-таки я начальник. Конечно, я только формально был их начальником. Все они гораздо опытнее и старше меня, я ведь только-только окончил институт. Получилось так, потому что никто из них начальникам партии ехать не соглашался. Кому охота возиться с машиной, платформами, деньгами, всякими там бумажками, ведомостями? Никому. Я бы и сам не согласился, назначили — пришлось.

Но тут, думаю, время сказать свое слово. Смотрю на них — сидят как ни в чем не бывало. Она вынула полевой дневник, что-то записывает.

— Вот что, — говорю геологам, — поскольку я все-таки начальник, то решаю так. Вы поезжайте с машиной, у вас работа на Керченском полуострове. Вы лучше меня во всем разбираетесь. Отберете пробы, вернетесь сюда, в Тамань. А я женщин одних оставить не могу.

Тут все заговорили:

— Правильно, правильно! Как это нам раньше не пришло в голову! — В общем, хвалят меня, что очень хорошо решил.

Она не реагирует, записывает. Ну, а другая обрадовалась, вскакивает и заявляет:

— Молодец! Наконец и в нашей партии хоть один мужчина нашелся. Молодец! — и целует меня, да так крепко! Я смутился, говорю:

— Может быть, все-таки не при всех.

А она, продолжая писать, говорит:

— Наедине мы, может, и не рискнули бы. — Непонятно только, в насмешку это говорит или серьезно. — Конечно, с нами ничего не случится, бояться за нас нечего. Мы под надежной охраной бригадира, но вы молодец! — И улыбается.

Забираем мы свои рюкзаки, и машина уходит. Темнеет, а ждать бригадира еще долго. Сидим в чайной. Она кончила записывать, спрятала дневник. Спрашивает:

— Что будем делать?

— Давайте, — говорю, — почитаем.

А книг у меня в рюкзаке сколько угодно. У нас было заведено: в каждом поселке или станице мы первым делом забегали в книжный магазин. И то, что в Москве нарасхват — популярные поэты и фантастика — здесь лежит, пылится. Я по фантастике, например, собрал все, что только выходило. Одно время зачитывался, фантастика, конечно, это хорошо. Понимаю, что через нее можно многое выразить. Но для меня это уже пройденный этап. Мне кажется, что надо прямо говорить, без всякой фантастики и о том, что будет, и о том, что есть. Надо смело критиковать плохое и вокруг себя и в себе самом, как это делал Лермонтов. По-моему, пора бы научиться так писать, как он.

— Хотите, — предлагаю ей, — что-нибудь почитать?

А она:

— По-моему, не время и не место.

Другая говорит:

— Были бы карты, поиграли бы в дурака, но карт нет. — Опять я не могу понять, с намеком ли в мой адрес это говорится или просто так. — Может быть, поиграем на спичках?

Я говорю:

— Давайте на спичках. — Потому что в этой игре я знаю прием и всегда могу выиграть.

А она предлагает:

— По-моему, надо узнать, что сегодня в городском клубе. И людей посмотрим, и клуб. Кто пойдет? Бросим жребий. Давайте ваши спички, — говорит мне. Обломала одну: — Кто вытянет без головы, тот идет узнавать.

Нам с ней повезло, а другая вытягивает спичку без головы.

— Значит, вам идти, — говорит она. Но я перебиваю:

— Нет, нет, сидите, пойду я.

Пока я бегал в клуб узнавать, в чайной их, как мухи, облепили ребята. Обе с ними весело беседуют, о чем-то расспрашивают, смеются. Мне это не понравилось, но я не показываю виду.

Они меня увидели, спрашивают:

— Ну как? Говорю:

— «Любовь под вязами». Пойдем? Я этого фильма еще не видел.

— Чудесно! Замечательный фильм! Я его смотрела. С удовольствием пойду второй раз. — Другая тоже не видела. — Вам обязательно надо посмотреть. Софи Лорен… — и все такое. И говорит так, будто обращается не только к нам, но ко всем ребятам.

Ребята говорят:

— Мы уже видели, фильм приличный, смотреть можно. Он у нас уже третий день идет.

Взяли мы свои рюкзаки и пошли.

— Вот будет номер, если ваш бригадир нас подведет.

Она мне в ответ да еще с иронией:

— Не беспокойтесь. Такие не подводят. Посмотрите лучше на звезды. Видите, как мерцают?

Подумаешь, звезды, какие-то белые мошки. И ведь очень точное наблюдение Лермонтова, что звезды на Кавказе кажутся, очень маленькими. Не то что в Средней Азии. Я как-никак там практику дважды проходил. Вот это действительно звезды. Как фонари в небе. И откуда только Лермонтов мог так понять пустыню? Ведь не был же он в Каракумах?