Владимир Успенский - Неизвестные солдаты, кн.1, 2

– В погреб спрятала.

– Это еще зачем?

– Все соседи с ума посходили. Зарывают ценные вещи, войны боятся.

– Ты бы сказала, чтобы панику не разводили, – поморщился Юрий.

– Не слушают. Оки тут лучше нас все знают. Меня же и обругали. Ничего, дескать, не понимаешь, из спокойных мест к нам приехала. А они напуганные. Ведь у них тут кто только не побывал. Я уж не говорю про старые времена. Совсем недавно белополяки были, потом немцы пришли, потом наши… А вчера на кладбище ребятишки ракеты нашли. Целый ящик. В ямке под хворостом.

Полина отошла к окну, задернула шторы, сняла старую, вылинявшую гимнастерку Юрия, висевшую на спинке кровати.

– Ты что, не выбросила ее до сих пор? – спросил Бесстужев.

– И не выброшу.

– Да зачем она нужна?

– Я с ней разговариваю, когда тебя нет.

– Разговариваешь? – у Юрия поползли вверх белесые брови. – Вот чудачка!

– Молчи. – Полина закрыла ему ладонью рот. – Молчи уж, раз не понимаешь.

Теплой, мягкой рукой она гладила его волосы, виски, шею. Оказала полувопросительно:

– Мы ведь никуда не пойдем сегодня?!

– Если хочешь – можно в парк.

– Никуда не хочу. Лучше всего, когда мы вдвоем и вокруг никого нет.

– Вот скоро мне отпуск дадут, и мы целую неделю просидим дома, ладно? Будем жить только друг для друга.

– Мало одной «вдели, Юрочка, очень мало. И месяца мало. И года тоже мало. Я хочу всю жизнь быть рядом с тобой каждую минуту. – Она прижала к груди его голову, полосы ее закрыли лицо Юрия. – Жадная я теперь стала, ужасно жадная. Что-то сломалось во мне, прорвалась плотина и затопила меня всю.

– Полинка, милая! Нам здорово повезло, что мы встретились, правда?

– Меня ужас охватывает, когда подумаю: а вдруг мы не увидели бы друг друга и ничего не было бы между нами?!

– Вот разница наших характеров, – засмеялся Бесстужев. – Я замечаю хорошее, а ты находишь повсюду страшное.

– Просто-напросто я трусливей тебя. Это вполне естественно.

– Ну, теперь-то уж нам нечего бояться, – сказал Юрий, обнимая ее. – Теперь мы вместе, и ничто не сможет нас разлучить.

В то самое время, когда Бесстужев и Полина сидели у себя дома, в нескольких километрах от Бреста, на противоположном берегу Буга, медленно двигалась по лесной дороге легковая машина. Генерал-полковник Гейнц Гудериан направлялся на передовой наблюдательный пункт. Он спешил, нетерпеливо притопывал левой ногой: солнце уже клонилось к горизонту, а дел на сегодня еще много. Наконец, подполковник фон Либенштейн, невозмутимо сидевший впереди, приказал шоферу остановиться.

– Дальше ехать опасно, господин генерал, нас могут заметить. Нужно пройти пешком.

В лесу совсем не чувствовался ветер, горячий воздух застыл без движения, казался тягучим от густого запаха смолы. Все тело Гудериана покрылось липкой испариной, крупные капли выступили на лбу.

– Сегодня я не завидую Роммелю, – сердито сказал генерал.

– Да, – живо подхватил Либенштейн. – В Африке нет даже таких рощ. Солнце, пески и танки.

– Вы охарактеризовали современный пейзаж Сахары скупо, но точно, – усмехнулся Гудериан.

Либенштейн замедлил шаги возле толстого ствола дуба. Могучие ветви, тянувшиеся почти горизонтально, были покрыты корявыми наростами.

– Сюда, господин генерал.

Они поднялись по лесенке вверх, на прочный деревянный настил, скрытый в гуще ветвей. Возле телефонного аппарата стоял молодой армейский лейтенант в очках, с черным пухом на верхней губе. При появлении генерала он хотел было опустить рукава мундира, закатанные выше локтей, но Гудериан жестом показал: не надо.

Здесь, высоко над землей, было прохладней, лицо освежал ветерок, дувший с востока. Гудериан почувствовал облегчение, ровнее забилось сердце, пошаливавшее сегодня от волнений и этой проклятой жары. Передав лейтенанту фуражку, Гудериан осторожно раздвинул руками листья. Либенштейн протянул ему бинокль. Совсем близко была река. Как в зеркале, отражалось в воде синее небо, а ближе к берегу зубчатой каймой врезалась в светлую синеву черная тень деревьев.

Солнце, светившее из-за спины генерала, заливало косыми лучами противоположный, восточный берег Буга. Вся крепость хорошо просматривалась отсюда: и кольцевые казармы Центрального острова, и мосты, и корпуса госпиталя. В кустах на берегу играли дети, мелькало там чье-то пестрое платье.

Ниже по течению реки виднелись укрепления русских, можно было проследить линию траншеи.

– Долговременные точки? – спросил генерал.

– Имеются. – Либенштейн, как всегда, понял с полуслова. – Бетонированные укрытия для пулеметов. Укрытия с деревянным накатом. Но, видимо, запущены.

Гудериан слушал рассеянно. Все это было уже известно ему, и приехал он сюда не для рекогносцировки. Его танковая группа на рассвете нанесет удар севернее и южнее города, чтобы сразу, не ввязываясь в бой, выйти на простор. Брест захватит армейский корпус генерала Шрота, знаменитая 45-я дивизия, которая в свое время первой ворвалась в Варшаву и первой вступила в Париж.

Гудериану просто хотелось посмотреть на этот город, откуда начнется его марш на восток. Здесь, в Бресте, он бывал уже два года назад. Во время войны с Польшей его войска взяли город штурмом. И не его вина, что недальновидные дипломаты согласились установить границу с Россией по Бугу. Город, за который было заплачено кровью немецких солдат, пришлось оставить. Не успели даже вывезти запасы, накопленные поляками в крепости. Гудериан передал Брест командиру русской бригады. Обставлено это было торжественно. На площади, которая видна ему сейчас, состоялся прощальный парад, обмен флагами.

Несколько дней Гудериан имел возможность беседовать с русскими командирами, видел русских солдат. В ту пору воевать с Советами было бы безумием, и Гитлер, вероятно, поднимал это, идя на уступки. Но за два года Германия далеко шагнула вперед. Армия насчитывала теперь семь миллионов человек, закалилась в боях.

– Насколько я помню, мы оставили Брест 22 сентября? – повернулся Гудериан к Либенштейну.

– Именно так.

– И завтра, 22-го числа, мы снова будем штурмовать его. Занятное совпадение.

Подполковник ответил, протирая стекла тяжелого цейсовского бинокля:

– Генерал Шрот уверен, что войска до полудня очистят город… Вообще завтра будет знаменательный день. Вероятно, фюрер не случайно выбрал его. Год назад 22 июня мы праздновали победу над Францией. Ровно год.

– Да, над Францией, – повторил генерал.

Он снова раздвинул листву и прищурился от яркого блеска солнечных зайчиков, бивших из окон на том берегу. Солнце заливало крепость тревожным багряным светом, и зайчики, отражавшиеся от стекол, напоминали вспышки выстрелов.