Владимир Успенский - Неизвестные солдаты, кн.1, 2

Повернулся и пошел назад, боясь оглянуться, рука судорожно тискала гранату. Посмотрел – и отбросил ее: к рубчатой оболочке прилипли пепельные тонкие волосы.

«Не я же ведь лез, он сам лез… Наших они вон сколько побили. Небось не жалели», – успокаивал себя Сашка. Будь этот немец здоровым бугаем, да еще если бы стукнул его в драке – у Фокина не возникло бы никаких переживаний. Но немец был молодой и против Сашки больно уж хлипкий. А Сашка никогда не бил тех, кто слабее его.

«А, пропади ты!» – выругался Фокин, досадливо морщась. Поднял с земли немецкий автомат, подобрал рассыпанные патроны и пошел вдоль внутренней стороны кольцевых казарм.

Стрельба раздавалась со всех сторон, бой разгорался и на Западном острове, и на Южном, и в северной части крепости. Трудно было понять, откуда летят пули. Они щелкали по кирпичной стене казармы, выбивая красную пыль. В середине Центрального острова отстреливались из пулеметов немцы, засевшие в клубе и отрезанные теперь от своих. Возле Тереспольских ворот красноармейцы теснили автоматчиков. Противники повсюду сошлись так близко, что фашисты, боясь угодить по своим, прекратили огонь из пушек и минометов.

Солнца почти не было видно, оно тусклым багровым пятном проглядывало сквозь дым и пыль, висевшие над крепостью, но тепло его чувствовалось, с каждой минутой становилось все жарче. Горели склады с обмундированием и продовольствием, дым от них стлался низко; густой и едкий, он выжимал слезы из глаз.

Сашка решил посмотреть, что происходит на Южном острове, свернул к Холмским воротам, однако пули там неслись гак густо, что он побоялся пробежать мимо арки. Поднялся в казарму. И здесь по помещениям, выходившим на юг, можно было двигаться только на четвереньках. Окна тут были широкие, пули через них летели роем, вгрызались в противоположную стену, отбивая куски штукатурки.

Немцы пытались просочиться по мосту, но красноармейцы отгоняли их винтовочным огнем. Стреляли из узких амбразур, которых было по две возле каждого окна. Не имевшие оружия бойцы сидели на полу в безопасных местах.

Возле одной из амбразур стоял лейтенант-пограничник и, тщательно целясь, бил из малокалиберной винтовки. Рядом с ним еще трое пограничников: сержант и рядовые, все с пустыми руками. Сержант доставал из картонной коробочки маленькие патрончики и подавал их командиру.

– А ну, товарищ лейтенант, подвиньтесь, – строго сказал Сашка, оттесняя его плечом. – Нечего вам тут с малопулькой своей. Дайте я по ним из автомата шарахну.

Красноармейцы ровными шеренгами стояли на линейках лагеря в полном походном снаряжении, с винтовками, скатками и противогазами. Только подсумки у всех были пусты. С северо-запада, со стороны Бреста, накатывался гул канонады, и от этого звука мурашки пробегали под гимнастерками молодых парней.

Стояли долго. Командиры сходились по два, по три, переговаривались, курили, зажимая в кулаках папиросы. На лицах – недоумение и плохо скрытое беспокойство. Лишь капитан Патлюк, как всегда затянутый «в рюмочку», гоголем прогуливался перед строем, сверкая начищенными сапогами, деловито поправлял на рукаве повязку дежурного. Иногда глядел по сторонам – не появится ли командир полка. Увидев Бесстужева, подмигнул ему.

– Не робей, лейтенант!

– И не думаю… Чего мы ждем-то?

– А я знаю? – капитан понизил голос. – Подполковник сам на телефоне сидит. Линия-то перерезана, наверно. Связистов послали… Тут черт ногу сломит… Ты вот что: пусть орлы оправятся пока, потом, глядишь, некогда будет.

Патлюк пошел дальше, печатая шаг, как на строевых занятиях, лихо потряхивая казачьим чубом.

Наконец командиров рот вызвали в штаб полка. Вернулись они очень скоро, повеселевшие, с картами в руках, сбросившие с себя тяжелое оцепенение безделья. Патлюк возвратился из штаба бегом, уже без повязки. За ним по-гусиному вышагивал старший политрук Горицвет.

– Бесстужев! – крикнул Патлюк. – Веди людей к кухне, сажай в машины, я сейчас!

Пять полуторок и серый броневичок ждали их с заведенными моторами. Красноармейцы тесно набились в кузова. Пока грузились, прибежал Патлюк с цинковым ящиком патронов под мышкой. Взял его в караульном помещении, оставив полсотни патронов для часовых. Других боеприпасов в полку не было.

– Взводные! Раздать по обойме на душу! Быстро! – приказал капитан.

Колонна выехала из лагеря. Впереди, буксуя в песке, шел броневик. В нем сидел старший политрук Горицвет. Бесстужев вместе с Патлюком – на мотоцикле. Капитан рассказывал отрывисто, торопливо:

– Война, Юрка!.. Подполковник так и сказал: наверно, война… В штабе бедлам, никто ничего не знает… А подполковник молодец, недаром на финской два ордена отхватил. Держится спокойно, только красный весь, как буряк…

– А комиссар что?

– Коротилова нету… На ночь в город уехал. И наш комбат, и ротных человек пять… При мне подполковник с пограничниками говорил – с ними наладили телефон… В крепости бой, немцы мост через Буг захватили… По укреплениям, которые мы строили, артиллерия лупит. Просили помочь пограничники, а нам нечем… Ни патронов, ни гранат – шаром покати!.. Подполковник дал три часа на все. Сказал: умри, Патлюк, а боеприпасы доставь!..

– В город, значит? – обрадовался Бесстужев, беспокоившийся о Полине.

– В крепость! – крикнул Патлюк.

Мотоцикл трясло на неровном проселке. Мотор гулко стрелял.

– В крепость попробуем!.. А наши пока на краю леса оборону займут…

Лес постепенно редел, дорога шла на подъем. Мотоцикл, обогнав колонну, вынесся на пригорок. Патлюк затормозил. Не вставая с сиденья, поднес к глазам бинокль. Впереди открылась плоская равнина с квадратами и треугольниками полей, несколько деревень, соединенных ниточками проселков. Бреста не было видно, темная дымовая хмарь висела над горизонтом в том месте, где находилась крепость. Слева над местечком, в котором стояла танковая часть, кружились самолеты. Издали они казались совсем маленькими, как комарики. Они летели по кругу, будто водили хоровод. Только присмотревшись, можно было заметить, как то один, то другой самолет нырял вниз и скрывался за вершинами деревьев. И каждый раз с той стороны докатывался негромкий удар.

– Пикируют, гляди, – вытянул руку Патлюк.

– А наши-то где?

– С бабами небось зорюют, соколики. Или после вчерашней пьянки опохмеляются, – выругался капитан, недолюбливавший летчиков. Он считал, что служба у них очень уж чистая и легкая.

– Ничего я не понимаю, все как-то не так, как нужно, – огорченно сказал Бесстужев.

– Без тебя разберутся, – взялся за ручки мотоцикла Патлюк. – Наше дело петушиное: прокукарекал, а там хоть и не рассветай. – Капитан усмехнулся, но в голосе его не было обычной самоуверенности. – Наше дело крепости брать, а думать начальство будет…