Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

ВАНЮШИН. Никак. Он мне не интересен. А что?

ГИАЦИНТОВ. Ничего. Поинтересоваться можно?

ВАНЮШИН. Контрразведка зря не интересуется.

ГИАЦИНТОВ. А с Максимом ты давно знаком?

ВАНЮШИН. Я с ним прошел весь Ледовый поход от Омска до Харбина.

ГИАЦИНТОВ. А что, если мы его возьмем к себе?

ВАНЮШИН. Он не согласится. Сволочи, в кофе соли много кладут.

ГИАЦИНТОВ. Турецкий рецепт.

ВАНЮШИН. Ерунда, просто кофе зазеленелый, иначе он плесенью отдает, если без соли-то.

ГИАЦИНТОВ. Ты скоро на фронт?

ВАНЮШИН. Сегодня.

ГИАЦИНТОВ. Вдвоем с министром иностранных дел? Подкрепить наступление?

ВАНЮШИН. Да.

ГИАЦИНТОВ. Не опасно?

ВАНЮШИН. Я щекотку люблю.

ГИАЦИНТОВ. Слушай, я снова об Исаеве…

В кабинет входит один из сотрудников Гиацинтова – агент СЛЕСАРЬ.

Ну?

СЛЕСАРЬ. Боязно выразиться.

ГИАЦИНТОВ. А ты не бойся. Извини, Коля, пусть он мне пошепчет, дисциплина есть дисциплина.

СЛЕСАРЬ (тихо, Гиацинтову). Танки, что сегодня пришли в порт, кем-то выведены из строя. В бензопровод соляная кислота залита – они теперь на месяц в ремонт станут.

ГИАЦИНТОВ швыряет на стол ложку, стремительно выходит из номера. Следом за ним СЛЕСАРЬ.

ВАНЮШИН. Что случилось, Кирилл?

ГИАЦИНТОВ (с порога). А, пустяки, я скоро вернусь ( уходит ).

ВАНЮШИН уходит. Следом появляются ИСАЕВ и ФРИВЕЙСКИЙ.

ИСАЕВ. Послушайте, Алекс. Не хотите со мной иметь дел – и не надо, бог ты мой праведный! Вы уже достаточно сделали как патриот России и Белого движения. То, что вы передали мне сейчас, – поверьте, Высший монархический совет в Берлине благодарно запомнит, и запомнит надолго. Вы оказали громадную услугу мне, как газетчику, в частности, а общему Белому движению – вообще. И вдруг впали в транс, чуть не истерику разыгрываете.

ФРИВЕЙСКИЙ. Это не истерика. Я спать не могу. Мне кажется, что паркет колышется, понимаете вы это или нет?! Я все время борюсь с желанием пойти к Гиацинтову и упасть перед ним на колени! А он меня уже третий раз щупал, каверзы спрашивал…

ИСАЕВ. Да? Занятно… Меня Гиацинтов как-то приглашал на охоту, я не смог, а в следующий раз, если пригласит, я поеду и поговорю с ним о его дружбе с нами.

ФРИВЕЙСКИЙ. Вы с ума сошли! Этот зверь нас уничтожит!

ИСАЕВ. Или вы играете со мной какую-то непонятную мне игру, или вы близорукий, добрый и мягкий человек.

ФРИВЕЙСКИЙ. Послушайте, вы, стальной мужчина, я смотрю на все и вижу, что вы тоже всего боитесь! Всего!

ИСАЕВ. Я? Я – нет. Почему же я? Отнюдь. Можно подумать, что это я скопировал совершенно секретный план зимнего наступления на красных. Можно подумать, что это я давал журналисту смотреть план японских поставок танков и орудий. Прежде чем говорить о моей боязни, подумайте – нет ли у вас психического расстройства?

ФРИВЕЙСКИЙ. Что?! Погодите, погодите… Умственное расстройство? А что – это выход. Почему вы молчите? Это – выход? Ну, не молчите не!

ИСАЕВ. Я молчу, потому что вы болтаете ерунду, мой друг. Подумайте, в какое положение вы меня ставите? А симуляция нервного расстройства вообще дело в высшей мере полезное. Только надо придумывать всегда что-то поумней, а не просто пить чернила и закусывать экскрементами. Ироническая бессонница, религиозный экстаз – вот это да. Это нравится обществу, этому сочувствуют. Или еще лучше запой. Это в России высшее проявление гражданской мужественности.

ФРИВЕЙСКИЙ. Максим, я слушаю вас, а мне страшно – ведь вы не из Берлина.

ИСАЕВ. Откуда же?

ФРИВЕЙСКИЙ. Зачем Берлину план нашего наступления, который я сейчас передал вам?

ИСАЕВ. Затем, чтобы координировать общую борьбу, мой друг.

ФРИВЕЙСКИЙ. А кому более важно знать зимний план – Берлину или Москве с Читой?

ИСАЕВ. Москве с Читой, конечно. А к чему это? Уж не считаете ли меня агентом ЧК?

ФРИВЕЙСКИЙ. Именно.

ИСАЕВ. Нам надо знать все, чтобы противостоять Москве. Кстати, я принес вам немного денег – это фунты. Откажетесь – буду смертельно обижен.

ФРИВЕЙСКИЙ. Когда вы рядом – мне так спокойно.

ИСАЕВ. Может статься, я к вам перееду. У нас будет милая квартира. Выпишем девочек из Южной Америки – они все танцовщицы и душки. Ну, до свиданья, Алекс, я пошел в редакцию.

ФРИВЕЙСКИЙ. Гиацинтов готовит специальные группы для внедрения в ряды красных – это, наверно, интересно Берлину.

ИСАЕВ. Интересно. Когда отправляют? Пароли? Связи?

ФРИВЕЙСКИЙ. Этого не знает никто.

ИСАЕВ. Уж и никто?

ФРИВЕЙСКИЙ. Действительно, никто.

ИСАЕВ. Ну и бог с ними, важно – дело хорошее.

ИСАЕВ уходит. ФРИВЕЙСКИЙ некоторое время сидит неподвижно, а потом начинает смеяться нервическим смехом. Так он подходит к зеркалу и долго себя рассматривает.

ФРИВЕЙСКИЙ. Все! Конец! Влип!

На просцениуме в лучах прожекторов – ИСАЕВ и ЧЕН.

ИСАЕВ. Здесь все для Блюхера. Это надо передать немедленно. Это – все для наших, это – победа.

ЧЕН. За мной идет хвост. Что-то они, видимо, пронюхали.

ИСАЕВ. Внизу – машина Ванюшина. Мы оторвемся от слежки, идем. Если мы не сможем это переправить Блюхеру – тогда лучше пулю в лоб.

ЧЕН. Тебе не стоит мараться. Лучше я один. У нас ведь логика и сердце живут разной жизнью. Ну, до свиданья, друг. Не надо. Не ходи. Я пойду один. Передам. Не могу не передать – так точнее…

Тюрьма. В камере – арестованные ГЕНЕРАЛЫ. БЛЮХЕР стоит у двери молча. ПОТАПОВ входит с МОРДВИНОВЫМ. Долгая пауза.

БЛЮХЕР. Кто знает этого человека?

ГРЖИМАЛЬСКИЙ. Я.

БЛЮХЕР. Кто вы?

ГРЖИМАЛЬСКИЙ. Генерал Генштаба, профессор академии – в прошлом, ныне – продавец салата Гржимальский.

БЛЮХЕР. Ну и как растет салатец?

ГРЖИМАЛЬСКИЙ. Благодарю. Весьма бурно. Навоза много в наше время – оттого и салат.

БЛЮХЕР. Откуда вы знаете этого человека?

ГРЖИМАЛЬСКИЙ. Он воевал в моей дивизии.

БЛЮХЕР. Когда видались в последний раз?

ГРЖИМАЛЬСКИЙ. Осенью шестнадцатого года.

БЛЮХЕР. Это понятно. Я спрашиваю, когда вы с ним виделись последний раз здесь, в Чите, во время общей работы в контрреволюционном подполье?

ГРЖИМАЛЬСКИЙ. Я не отвечаю на провокационные вопросы.

БЛЮХЕР. Мордвинов, скажите, когда вы в последний роз передавали Гржимальскому инструкции от Гиацинтова? Молчите? Ладно. Потапов, покажите генералам показания Мордвинова.

ГРЖИМАЛЬСКИЙ. У меня изъяли очки.

БЛЮХЕР. Зачитайте ему.

ПОТАПОВ. «Генерал Гржимальский, закончив организацию заговора, назначил день выступления офицерства на тот момент, когда один из приглашенных к Блюхеру генералов совершит акт возмездия над красным тираном».

ГРЖИМАЛЬСКИЙ. Великолепная юмореска.

ГЕНЕРАЛ. Хватит! Больше сил нет. Стреляйте сразу! К чему эти издевательства? Хватит!

БЛЮХЕР. Тише! Спокойно! Мордвинов, это вы писали?