Александр Котов - БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ

Взгляд опьяневшего Алехина упал на заднюю стенку сцены. «Опять! - пронеслось в затуманенном мозгу. - Опять нужно будет пять часов смотреть на эту отвратительную картину. До чего надоела! Недаром хотел просить организатора снять ее - до того опротивела! Но удержался: скажут еще один необоснованный каприз».

На огромном широком полотне выше человеческого роста изображено десятка два древних рыцарей. Разноцветные, расшитые золотом камзолы, ажурные, словно пчелиные соты, воротники, широкополые шляпы с плюмажами. Который раз уже играет Алехин в этом зале, часами сидит рядом с картиной, и каждый раз его пугают эти злые, неодушевленные предки современных голландцев. Густые черные брови, узкие удлиненные лица, острые клиновидные бородки. В глазах ненависть и злоба, сжатые в кулаки руки, поза каждого дышит вызовом. Особенно неприятен один в самом центре картины, видимо, предводитель. Одет изысканнее остальных: полосатый камзол, шляпа с пером, светлые ботфорты, черная перевязь на груди. Сбоку шпага, в глазах безграничная ненависть к Алехину. Кажется, вот-вот выйдет он из рамы и бросится на пришельца, посмевшего обидеть его соотечественника.

Кот Чесс, сперва напуганный толпой и огромным залом, теперь успокоился и, пригревшись на коленях у Алехина, монотонно мурлыкал свою однообразную песенку. Алехин гладил его рукой и тихонько приговаривал:

- Спи, мой маленький, спи, мой хороший!

В этот момент на сцену поднялся большеголовый, коренастый Ландау.

- Добрый день, вельтмейстер! - быстрой скороговоркой приветствовал он чемпиона мира.

- Добрый день, - недружелюбно, немного заплетающимся языком ответил Алехин.

- Где вы были? - спросил Ландау. - Я заходил утром к вам, звонил целый день в отель.

- Я полагал, мой секундант должен знать, где я нахожусь, - явно задираясь, произнес Алехин.

- Я не Шерлок Холмс, я всего лишь скромный шахматный мастер, - возразил находчивый голландец.

Удачный ответ немного развеселил Алехина. Прищурясь, он внимательно глядел на Ландау. «До чего дошло, - думал он, - даже секунданта пришлось брать голландца. А что делать? Французы не нашли средств даже на секунданта. «Дали-бы вам французы деньги, все помогали бы вам, - вспомнил он слова Флора. - Ландау хороший парень, но разве может он в Голландии помогать кому-либо против Эйве».

- Скажите, Ландау, - обратился чемпион мира к секунданту. - За кого вы в душе: за меня пли за Эйве?

- Как секундант, я за вас, но как голландец, я не могу не желать победы Эйве.

- Спасибо за откровенность, - искренне поблагодарил Алехин. - И все же вы должны хоть изредка помогать мне перед партией.

- Я был готов с утра, но не мог вас найти.

- Смотрите, сколько у Эйве помощников, - не слушая объяснения Ландау, показал Алехин в зал, куда только что вошли Флор, Грюнфельд, несколько голландских мастеров. - Меня бросил мой единственный, а у Эйве их у-у!

Ландау предпочёл не замечать пьяного задора Алехина.

- Ничего, не пропаду! - оживился вдруг чемпион мира. - Нет! У меня еще есть помощник! Надежный, верный!…

Взяв кота с колен, Алехин посадил его на шахматный столик, посредине между белой и черной армией деревянных фигур.

- Покажи, Чессик, как мне играть? - спросил Алехин, подталкивая кота к черным фигурам. - Посоветуй, какой дебют: славянскую, ферзевый гамбит или… защиту Нимцовича?

Даже в крайнем состоянии опьянения опытный шахматист не произнес названия дебюта, который решил играть. Назвав три защиты, он побоялся причислить к ним защиту Грюнфельда, намеченную им для сегодняшней встречи.

Кот лапкой свалил черную пешку королевского слона. Именно ходом этой пешки начинается упорная, но трудная защита, носящая наименование голландской.

- Что? - вскричал Алехин. - Голландскую? Дурак ты! Ничего в шахматах не понимаешь! А еще зовешься Чесс! Дурак!

Напуганный кот, спрыгнув со стола, убежал в угол сцены п забился под судейский столик. Ландау достал его оттуда и отнес в зал. Близилось время начала игры. Эйве уже стоял на сцене, с удивлением наблюдая странное поведение противника. Он о чем-то посовещался с Мароци, затем подошел к Алехину. Поздоровавшись с чемпионом мира, Эйве сказал ему:

- Если вы не возражаете, доктор, я хотел бы предложить вам перенести партию на завтра.

Алехин уставился на него в изумлении.

- Перенести? - переспросил он. - Почему?

- Вы… вы плохо себя чувствуете, - нашел удобную форму выражения Эйве.

- Я? Плохо себя чувствую? - с пьяным задором вскричал Алехин. - Я чувствую себя ве-ли-ко-лепно! Давайте начинать.

Эйве повел плечами, сел в кресло напротив Алехина и размашистым почерком написал на бланке: «12-я партия». Затем добавил: «белые - Эйве, черные - Алехин», - и решительно передвинул свою ферзевую пешку на два поля.

Турнирный зал был переполнен. Голландцы после нескольких поражений их любимца совсем было перестали интересоваться матчем, однако события последней недели вновь подогрели их интерес к сражению за шахматную корону. И дело не только в счете. Первые семь партий дали Алехину перевес в три очка, в следующих четырех Эйве удалось одно очко отыграть. Но все равно дистанция между ними оставалась значительной, особенно если учесть, что ничейный счет матча претендента не устраивает, и Эйве нужно выиграть на одну партию больше. Так что в смысле счета очков дела голландского чемпиона по-прежнему оставались неважными.

Другое обстоятельство удивляло зрителей и тянуло их в турнирное помещение. В последние дни там творилось что-то странное, такое, чего ни разу до сих пор не приключалось в шахматных соревнованиях. Вести о загадочных событиях на шахматном фронте быстро разлетелись из зала для игры по всей Голландии, по всему миру. Не только житель Роттердама или Гронингена опрашивал в те дни своего соседа: «Что это там происходит у Алехина с Эйве?» Этот же вопрос можно было услышать в Нью-Йорке и в Оттаве, в Буэнос- Айресе и в Москве.

На старте Алехин сыграл несколько великолепных по стратегическому замыслу и точных по тактическому выполнению партий. Казалось, при такой игре Алехина Эйве вскоре будет конец. Как можно противостоять Алехину, когда он находится в отличной форме! Затем вдруг что-то сразу надломилось в чемпионе мира. Уже в седьмой партии он позволил себе азартный выпад, за который, не растеряйся Эйве, мог бы понести жестокое наказание. Редкостно слабая игра чемпиона мира в восьмой партии также удивила шахматных любителей.

«Случайная неудача, временный спад», - важно заявляли знатоки, но вскоре эта неудача повторилась еще и в десятой встрече, причем игра в ней Алехина была, пожалуй, еще слабее, чем в восьмой партии. Поражали не только вычурные, сумбурные замыслы Алехина - это случалось и раньше в его партиях последних лет, - удручала слабая постановка дебюта, безынициативность чемпиона мира, какая-то непохожая на него смиренность и подавленность. Он допускал неточности и просчеты, а порой и грубые «зевки», столь заметные, столь очевидные, что их не сделал бы самый слабый любитель.