Федор Углов - Большая книга хирурга

Невероятная, казалось бы, вещь! После травматичной операции, когда у человека была настежь раскрыта грудная клетка, он в тот или на другой день ходит!

А между тем, если мы не поставим больного на ноги, когда он находится еще в состоянии нервного напряжения, у него на третий-четвертый день наступает такая расслабленность, что поднять его с постели уже не удастся очень долго. И тогда у неподвижного, поддавшегося слабости человека легко возникают в легких застойные явления, а отсюда и пневмония, и сердечная недостаточность – то, что нередко приводит к гибели…

Но к этому, повторяю, мы пришли не сразу. Долгое время вопросы назначения на операцию выливались в дискуссии, которые явились, кстати, хорошей школой для всех в клинике.

– А почему, папенька, вы считаете, что у этой женщины нельзя откладывать операцию? – обращается ко мне Николай Николаевич.

– У нее появились значительные изменения в почках, в частности большое количество белка в моче. Это говорит о начинающемся амилоидозе почек, а он, как известно, сам по себе не излечим. Так что женщина у порога гибели…

– Тогда почему, папенька, не берете ее на операцию немедленно?

Николай Николаевич, разумеется, сам отлично все понимает, но вокруг нас тесно сгрудились врачи-курсанты. Учитель хочет, чтобы они многое усвоили. Я охотно включаюсь в этот диалог, стараясь отвечать со школярской ясностью и подробно:

– У больной очень много гнойной мокроты, которая во время операции может залить здоровое легкое и тем самым вызвать его поражение. Кроме того, у нее очень плохая кровь из-за гнойной интоксикации, которая к тому ж сильно повлияла и на деятельность сердца…

– Всем понятно? – спрашивает Николай Николаевич курсантов и тут же начинает разъяснять сам: – Во время операции организм мобилизует все свои резервы для борьбы с травмой, а если они истощены, на что надеяться? – И вновь обращается ко мне: – Сколько времени ее готовите?

– Около двух месяцев.

– И что же?

– Почти не поддается нашим воздействиям.

– Вот тут и возникает сложность ситуации для хирурга. – Слова Николая Николаевича опять обращены к слушателям. – С одной стороны, нужно делать операцию для спасения больной. С другой – хирург не может пойти на это, потому что больная не выдержит ее…

– Но ведь риск в данном случае оправдан, – не совсем уверенно говорит один из курсантов.

– Оправдан, – соглашается Николай Николаевич. – Но если эта женщина после операции умрет, все такие же больные, что лежат у нас, будут выписаны, и мы тогда не скоро вернемся к подобным операциям… Значит, что? Пока операция осваивается, нужно стремиться не брать на стол очень тяжелых больных. Это не на пользу делу, бьет по хирургу, не несет, что главное, спасения данному пациенту. А мы и так уже, поспешив, потеряли несколько человек лишь потому, что реально не оценили их силы…

– Все же больные с гнойными заболеваниями легких лучше переносят операции, чем раковые?

– Да. Но только не тогда, когда нагноительный процесс зашел далеко и человек предельно истощен…

– И все-таки нельзя не учитывать, что некоторых больных с успехом прооперировали! – вставил Ираклий Сергеевич Мгалоблишвили, всегда активно настаивающий на проведении операции

– Этого мало, чтобы считать проблему решенной, – возразил Николай Николаевич. – А если сделаем две-три неудачные операции при нагноительных заболеваниях, вообще на долгие месяцы откатимся назад…

– А как же быть, если на операцию приходят только тяжелые больные, безнадежные для этого дела?

Николай Николаевич твердо отвечает:

– Временно отказывать в операции! Ради того, чтобы не оборвать на полпути великую работу.

Кто-то из самых дотошных врачей не унимается:

– Почему же лично вы, дорогой профессор, не выписываете домой всех тяжелых больных? Почему не выписываете, например, своего тезку Колю Петрова? Ведь куда как плох!

Николай Николаевич смущенно улыбается, теребит клинышек бородки, наконец отвечает:

– Действительно, почему? – И, не дожидаясь, что ему скажут, раздумчиво поясняет: – Я же в начале нашей беседы упомянул про сложность ситуации, в которой оказывается хирург. Одно дело утвердиться в необходимом правиле: на первых порах не рисковать. Другое – сама жизнь, что вокруг нас, с ее горем. Мы же с вами не каменные! И все же, если не сожмем сердце, не позволим себе временно отказывать тяжелым больным, то потеряем возможность в будущем помочь сотням, тысячам таких же нуждающихся… Правильно? Речь тут о сроках…

Кто молчит, кто не слишком уверенно поддакивает.

– Конечно, – заключает Николай Николаевич, – без операции именно у таких тяжелых больных проблемы не решишь, ибо в них, по существу, вся сложность вопроса… Однако следует, насколько по-человечески возможно, оперировать этих больных в более поздний период. Вот почему я не выписываю Колю… – Он снова улыбается и добавляет: – Да Коля к тому ж просто хороший мальчик! Как его выпишешь?!

Мы рассмеялись. Другого ответа и не могло быть. О, доброе сердце нашего учителя!

Тезка профессора Коля Петров попал к нам в клинику после следующих, тягостных для него обстоятельств…

В каникулы родители отправили его в деревню, и он был счастлив, что у него на этот раз такое чудесное лето: плавай, загорай, катайся на лошадях. Обещал новым товарищам – местным ребятам, что на будущий год снова приедет сюда. Накануне отъезда в город он после рыбалки возвращался с дружками межой пшеничного поля. Срывали колосья, разминали их в ладони, жевали мягкие, не успевшие затвердеть зерна. Небольшой колосок Коля зажал зубами, чтобы выбрать из него два-три оставшихся зернышка. В этот момент один из мальчиков, озоруя, сделал ему подножку, и Коля упал. Ничего страшного не было бы – он сам проделывал такие штучки с приятелями, но тут вдруг так сильно закашлялся, что не мог никак остановиться. Кашлял с надрывом, грудь, казалось, разламывало, а глаза, повлажневшие от невольных слез, готовы были лопнуть… Кашель сотрясал, скрючивал, бил его… Испуганные ребята подхватили Колю под руки и потащили к дому.

Вызвали фельдшера, он дал какое-то лекарство, но кашель, немного утихнув, не прекращался, а к вечеру поднялась температура. Срочно вызванные в деревню родители съездили в районный центр за врачом, тот определил у Коли правостороннюю нижнедолевую пневмонию.

Везти мальчика в город было нельзя. Мать и отец поочередно дежурили возле сына, и лишь через месяц температура стала снижаться, но все же оставалась в пределах 37,5—37,8°. Ребенок откашливал большое количество мокроты. Когда привезли его домой, самые авторитетные педиатры города в один голос подтвердили диагноз, поставленный районным врачом. Лишь через три месяца Коля смог выйти на улицу, а в середине учебного года появился в своем классе. Его едва узнавали, так он осунулся и побледнел. Коля с трудом дождался окончания уроков, а когда вернулся из школы, температура подпрыгнула к 38,3°. Почти месяц лежал он с обострением пневмонии…