Анатолий Рыбаков - Водители

В убежденности Королева Максимов почувствовал что-то напоминавшее Тимошина. Только болтает чересчур. Любят грузчики потрепать языком, пофилософствовать. И выпить не дураки.

А Королев не унимался:

– Ты говоришь, клиент не захочет! А посмотри, чего мы с загрузкой добились! Редкий случай, чтобы обратно порожняком ездили. Артачились клиенты, а приучил их Михаил Григорьевич. Не давал машин – и все. Уж чего с ним не делали! С должности снимать хотели, а ведь обошлось: и снять не сняли, и людей он приучил. Раньше эта стеклянная тара годами по магазинам да ларькам валялась, а теперь и дня не лежит. Собирают на склад и, как нет обратного груза, этой тарой загружают. Нам выгодно, им прибыль, государству чистый доход.

– Ну что ж, давай, давай… – насмешливо заключил Максимов.

С неприятным чувством подъезжал Максимов после смены к гаражу. Предстоит отшучиваться в ответ на соболезнования и делать веселое лицо. Ну и плевать! Шоферское дело такое…

Его опасения оказались напрасными. Никто даже не обратил внимания на то, что он приехал на «колдуне». Только Степанов сказал:

– Вот так «колдун»! Десять рейсов! А уж Демин тут лаялся, лаялся.

– А ему чего?!

– Королев с ним год ездит, а сегодня к тебе перевели. Вот он и шумит.

– А зачем перевели?

– Приказ директора.

Демин… Подумаешь! Выскочил на первое место, уже свои порядки устанавливает. Тут люди пятнадцатый год работают, а ему лучших грузчиков подавай! С такими, как Королев, любой шофер сумеет работать, ты без них попробуй. Все же он недоумевал, почему Королева перевели именно к нему, да еще по приказу директора.

Закончив дела в гараже, Максимов заторопился домой. Стараясь не шуметь, открыл дверь и прислушался. В квартире было тихо.

Не успел он снять пиджак, в коридоре скрипнула дверь, и в комнату вошел Тимошин. Сел на стул и, раскачиваясь на нем, насмешливо спросил:

– Доездился?

– Как видишь, – в тон ему ответил Максимов.

– Понравился «колдун»?

– Машина как машина.

– Специально для шоферов первого класса.

Максимов молча стаскивал с себя комбинезон.

– Выставил себя на смех, – продолжал Тимошин. – Послали в напарники Нюре Воробьевой. Та год на машине работает, а этот – двенадцать.

Максимов обернулся к Тимошину:

– Мне плевать на это с высокого дерева! – Он сел на кровать, расшнуровал ботинки. – Я человек простой, в большие люди не лезу. А не гожусь – разойдемся, как в поле трактора. Найду работу, не весь свет на этой базе клином сошелся. И уж такую халупу, – он обвел рукой комнату, – мне везде дадут.

– Конечно, дадут, – насмешливо протянул Тимошин. – Тебе все дадут!

– Скажите, пожалуйста, – продолжал Максимов, – событие какое! Смазку по графику не произвели. Ну, а смазали бы на сутки позже, от этого что, Советский Союз пострадал бы? Нет, мы от людей отставать не хотим. И у нас, мол, настоящее хозяйство, и у нас планы да графики. Подумаешь, какой Магнитострой! Таких ерундовских гаражей, как наш, тысячи. Вон электроламповый завод – все туда; рабочих десять тысяч человек, и каждый на виду. Если что сделал – так на весь Союз: им и ордена, и почет, и уважение. Потому что – гигант! А мы что? Кто ценит нашу работу? Привезешь пассажира, а он на тебя и не посмотрит. А посмотрит, так подумает: «Ага, шофер – левак, аварийщик…»

Тимошин засмеялся.

– Не пошел ты в токари – видишь, какая о вашем брате молва идет?

– А чего ты здесь токарем достиг? – вскинулся Максимов. – С твоей головой ты на большом заводе, знаешь, куда бы допер – рукой не достанешь.

– Кому-то надо и на маленьких работать.

– То-то и беда, автотранспорт, черт бы его брал! Всегда на втором плане. Вот сегодня был случай. Знаешь ты Королева, грузчика?

Тимошин утвердительно кивнул.

– Заладил – поставить грузчиков на точки. А того не понимает, что всю клиентуру перевернуть надо. Пoпробуй переверни ее! Тронь – такой шум подымут… «Посевная срывается, уборочная срывается!..» Чью сторону начальство примет? Конечно, ихнюю. За то, что на автобазе лишние грузчики, начальству не попадет, а если уборочную или ремонт тракторов сорвут, тогда – о-го-го! – головы полетят.

– Да, я знаю Королева, – задумчиво произнес Тимошин, – высокой квалификации фрезеровщик.

– Что ж он в грузчики пошел? – удивился Максимов.

– Контузия у него, нельзя зрение напрягать.

– Зачем же в грузчики? Почище бы работу нашел.

– Говорит, к автомобилям привык.

– Вот что, – проговорил Максимов, – а я и не знал.

– Много ты чего не знаешь, – заметил Тимошин.

– Чего, например? – иронически спросил Максимов.

– Ты в своей кабине, как в клетке: тебе ни до кого дела нет, и тебя никто не касайся. Остальные прочие – так себе, мелочь. Для тебя Королев что такое? Грузчик, деревня. А этот Королев тебе сто очков вперед даст. И Демин – мальчишка, а по сравнению с тобой профессор, хоть ты и механик по званию. Или Валя. Баба – так ведь ты привык рассуждать. Подумаешь, кондуктор! А она скоро в институт пойдет. Она культурнее тебя в десять раз, учти это на всякий случай.

При упоминании о Вале Максимов опустил голову.

– Если ты на одном месте стоишь, так, думаешь, все стоят? Нет, друг. Ты разок вперед выскочил да остановился, закрыл глаза и думаешь – все тобой любуются. А открой глаза, так никого не увидишь, все вперед ушли, попробуй теперь догони!

Тимошин ушел.

За окнами стояла светлая, лунная ночь, только темнели верхушки тополей и далеко-далеко играла серебряными блестками река. Максимов сидел на кровати, подперев голову руками. Конечно, с ним не бог весть что произошло. С каждым такое может случиться. Но другая бы пожалела, посочувствовала. А вот Валя не пожалеет, не посочувствует. К другой бы он пришел, выговорился. А Валю он сегодня даже боялся увидеть. Как ни ничтожно все случившееся с ним, оно еще больше отдалило его от Вали. Вот в этом-то и обида.

В условленный день Вертилин явился в Росснабсбыт. Смолкин был уже тут, спорил с инспектором, оформляющим наряды на кирпич.

– Принесли заявку? – обернулся он к Вертилину.

– Принес. – Вертилин передал заявку, которую Смолким, нахмурившись, пробежал глазами и опустил в портфель.

– Ну как? – спросил Вертилин.

– Будем делать, – неопределенно ответил Смолкин и опять заспорил с инспектором. Смолкину давали наряд на июнь, он требовал на май.

– Вы поймите, – убеждал его инспектор, опрятный старик в черных нарукавниках, – на май уже весь кирпич распределен.

– На бумаге распределен, – горячился Смолкин.

– Возможно, – согласился инспектор. – Если кто не будет вывозить, отберем наряды, передадим вам, потерпите несколько дней.

– Пусть терпят те, кто выписывает нереальные наряды! – бушевал Смолкин. – Резерв-то вы оставили!