Юрий Дружников - Ангелы на кончике иглы

— Извините, дорогой! — Сагайдак заставил себя отрешиться от этих неуместных раздумий, потому что хозяин что-то говорил ему. — Я не расслышал…

— Я говорю, вон там, во главе стола, сидит товарищ с густыми бровями… — он смеялся и приглашал смеяться над собой. — Здесь он выступает с докладом. А вот здесь проверяет и подписывает важные документы в присутствии членов Политбюро. Тут выясняется, кто может и кто не может ничего сказать.

— Ясно! — сочувственно улыбался Сизиф Антонович.

Хозяин тоже засмеялся, глаза его заблестели. От смеха он наклонялся вправо и влево, бриллиантовая заколка на его красном галстуке засверкала. Алла вежливо присутствовала. Она все понимала по губам, но обладала способностью пропускать мимо то, что ей было неинтересно.

— А эта дверь куда? — спросил Сагайдак.

— Это ореховая комната. Зайдите, не бойтесь. Тут сидят и обсуждают вопросы до заседания. Демократия!.. Ну, прошу в мой кабинет.

— Отсюда я руковожу, — устало произнес он и обвел рукой круг.

— А мне можно попробовать? — улыбнулся Сизиф Антонович и вежливо пробрался к креслу.

Часть письменного стола занимало стеклянное полушарие с вдавленными в него золотыми монетами. Рядом лежали «Известия», «Правда» и «Трудовая правда», а за ними шариковые ручки немецкой фирмы «Вульф».

— Что это? — Сагайдак ткнул в блок с телефонами на маленьком столе.

— Связь с любым пунктом страны.

— А кнопочки? Их тут штук пятьдесят…

— Верхние — любой член Политбюро, ниже — секретариат ЦК, остальные — Совмин, Госплан, министры…

— Ясно! А вон тот красный аппаратик? — Сизиф Антович повернулся во вращающемся кресле.

— Красный телефон — прямая связь с руководителями стран Варшавского договора.

— А это?

Под стеклом лежали две трубки — серая и красная. А ниже — раз, два, три… пятнадцать кнопочек. Хозяин замялся.

— У-у! — не обиделся Сагайдак. — Да вы, я вижу, имеете связь с самим Господом и его апостолами…

— Вот именно!

— Ну а я? Гожусь на это место?

— Сидеть в кресле — годишься, Сизиф Антоныч, — охотно согласился хозяин. — А дальше что? Как управлять? Что конкретно делать? Дома в кресле легко анекдоты про вождей рассказывать. А вот как крутить руль? Чуть что — сам знаешь… Пойдем-ка лучше выпьем по чашечке кофе, дорогой мой доктор!

Он раздвинул гардины и открыл потайную дверь, похожую на книжный шкаф. В соседней комнате по-домашнему стояли кровать, лакированные кресла, зеркало. Диван был застелен цветастым ковром. На коричневой тумбочке возле телевизора лежали зажигалка и сигареты. Алла взяла со стола цветную фотографию. На ней был изображен человек с густыми бровями в очках за рабочим столом. Он что-то писал.

— На фотографиях они меня омолаживают, — сказал хозяин. — Но ведь это неправда!

— Бывает! — неопределенно протянул Сагайдак.

— Бывает? Но кто их заставляет писать чепуху? Мы требуем, прорабатываем, а толку чуть! Ведь иной раз в газете и почитать нечего.

Осторожно постучав в дверь, вошел официант и стал быстро сервировать стол.

— Коньячок ставить?

— Ни в коем случае! Можешь быть свободен…

Хозяин проводил его глазами, приложил палец к губам и только тогда подошел к дверце сейфа, скрытой в стене.

— Пить не будем, — строго сказал он. — Но по глоточку, по случаю встречи… Ведь еще недавно много пил, много ел и был здоров, как бык. А ты смотришь на меня с укором: толстеть нельзя, сидеть целый день нельзя! А как же руководить страной?

Сизиф Антонович в тон собеседнику предложил:

— Может, руководить стоя?

Генсек усмехнулся и погладил ногу, в которой у него сидела пуля. Сагайдак знал о ее происхождении. На героической Малой Земле полковника, у которого тогда еще не было таких величественных бровей, другой офицер застукал на диване со своей женой. Полковник хотел выпрыгнуть в окно, но пуля его догнала.

— Болит? — заботливо спросил Сизиф Антонович.

— Поднывает…

— Тогда перейдем от международных дел к внутренним.

— Сагайдак поднялся, открыл «дипломат» и вынул оттуда мятый белый халат. — Где тут у вас раковина? Помочитесь! Я проверю напор струи.

— Разве это важно? — с опаской спросил хозяин, покосившись на Аллу.

— Очень! Она отвернется. Так… Напор пока ничего, неплохой…

— Ну вот! Я говорю, я еще кое-что могу! Послушай, Сизиф Антоныч, скажи мне как другу: а какой напор у… ну, ты знаешь, того, который всегда в тенечке?

— Так ведь… — начал было Сагайдак.

— Знаю, знаю! Медицинская этика… Но мне-то, по дружбе, можешь сказать? Хуже или лучше? Я ведь никому!

— Что поделаешь? Конечно… — стал выкручиваться доктор. И наконец нашелся. — Должен прямо сказать: у вас у обоих с этим делом хорошо. Оба вы готовы хоть сейчас на субботник… Впрочем, посмотрим… Снимайте штаны — и на четвереньки, как всегда в позу лошадки. Алла, девочка, мне перчатку и вазелин.

Покорно спустив брюки, больной взобрался на диван. Верхняя его часть в рубашке и галстуке все еще оставалась Генеральным секретарем, а нижняя, покрытая бледной кожей, оказалась обыкновенной частью рядового члена партии. Сизиф Антонович опытными движениями натянул на правую руку резиновую перчатку. Алла открыла баночку. Зачерпнув указательным пальцем порцию вазелина и пошлепав другой рукой больного, доктор заставил его подвинуться и присел на край дивана. Пальцем он провел по телу, разделяя его вдоль на две половины, будто намечая место для резекции, затем нащупал нужную точку и резким движением ввел палец.

— Ого!

— Тяжело в леченье — легко в гробу, — пошутил Сизиф Антонович. — Ну-с, поглядим, как там дела… Знаете анекдот? Уролог говорит больному: «Прошу вас наклониться». А тот ему: «Слушай, дорогой! В такую интимную минуту говори мне «ты»!» Больно?

— Не очень…

— А так?

— Ox! Больно!

— Кстати, у меня к вам небольшая просьба. Есть такой Макарцев, редактор «Трудовой правды».

— Знаю, как же!

Врач ласково водил пальцем поперек предстательной железы.

— Так вот, его сын в милиции.

— У Щелокова?

— Ну, может быть, не лично у него… Нельзя ли дело закрыть и мальчика выпустить?

Сизиф Антонович нажал посильнее.

— Ой-ой! Больно же!

Доктор краем глаза глянул на телефон, соединяющий со странами Варшавского договора. Хорошо, что до него сейчас не дотянуться, а то еще неизвестно, чем бы этот массаж кончился!

— Понимаю, что больно, — вдруг жестоко сказал он. — Но массаж необходим, дорогой! Будет лучше работоспособность и общий тонус. Так как насчет мальчика Макарцева? И нажал еще сильнее.

— Постараюсь…

— Вот и хорошо, — палец Сагайдака обмяк и ласково заходил поперек. — Ну, на сегодня хватит… Девочка моя, сделай укольчик новокаина.

Алла быстро извлекла шприц, отбила головку у ампулы. Потерев кожу чуть пониже спины ваткой, смоченной в спирте, она ловко сделала укол и поцеловала потертое место.