Юрий Дружников - Ангелы на кончике иглы

Ей объяснили, как пройти к старшему следователю Утерину. Дверь оказалась запертой, и Зинаида Андреевна остановилась в коридоре, прислонясь к стене. Мимо нее деловито сновали люди в милицейской форме и штатские. Одного она попыталась спросить, он отрицательно качнул головой, как немой, и она снова стояла, ждала. Защитить ее от невнимания, прийти на помощь было некому. В ней никто здесь не нуждался, но от всех от них она сейчас зависела, и это ее унижало. Минут через сорок (а может, и час минул) к двери подошел спортивного вида мужчина, немного простоватый, с погонами. Он вытащил из кармана связку ключей, нашел подходящий и открыл дверь.

— Вы — Макарцева? — не подняв глаз, с хрипотцой спросил он. — Зайдите.

Он вошел в кабинет первым, позвякивая ключами. Зинаида Андреевна не привыкла к такому обращению и готова была разреветься от обиды. Но ей предстояло заменить Игоря, быть мужчиной, и она плотно сжала губы.

— Присаживайтесь.

Утерин так и не взглянул на нее. Он не торопясь закурил, ловко швырнул спичку в форточку и молча углубился в папку. Дым дешевых сигарет доплыл до нее, и она закашлялась.

— Макарцев Борис Игоревич, рождения 1950-го, русский, комсомолец — ваш сын? — он наконец-то посмотрел на Зинаиду Андреевну.

— Мой, мой, конечно! — она напряглась так, будто у нее собрались отобрать сына.

— Та-ак… Он выпивал?

— Нет, — помедлив, ответила Зинаида Андреевна. — Только сок — томатный очень любит.

— Томатный любит… Это хорошо.

— Ну, может быть, на праздник рюмочку с отцом…

— С отцом? Вот протокол первого допроса… «Вечером 15 марта я встретился с Котловым, моим бывшим школьным другом… Купили бутылку водки и сели у него дома поговорить по душам. Пришел еще один друг, Демченко. Остатки водки мы вылили ему. Потом я поехал в Дом журналиста, где познакомился с девушкой, имя не помню…» Кто это — Демченко?

— Котлов — Борин одноклассник. А Демченко — первый раз слышу…

— Имя девушки тоже не знаете?

— Не знаю, — закрыв глаза, тихо ответила Зинаида.

— Так… «Я угостил ее коньяком и предложил проехаться за город. Она отказалась, так как ей надо было домой. Тогда я поехал за город сам. Двоих людей, переходивших Кутузовский проспект, заметил, только когда они уже были перед самым радиатором, так как было темно. Я нажал на тормоз и резко повернул вправо, но они тоже побежали вправо, и я их сбил. Хотел затормозить, но пока думал, останавливаться или нет, отъехал уже далеко и тогда еще прибавил газ. Выехав на Минское шоссе, я одумался и остановился. И сам вышел на дорогу, навстречу Госавтоинспекции…»

— Он на себя наговаривает, — сказала Зинаида. — Хвастается!

— Посмотрим, — проговорил Утерин, листая бумаги. — Вот заключение медицинской экспертизы… Спустя 1 час 40 минут после происшествия… Сильная степень алкогольного опьянения.

— Он не мог много выпить!

— Стакана два водки или коньяку, не меньше!

— Но ведь как он сбил, никто не видел! Это кто-то другой, а вы сваливаете на него!

Утерин в первый раз усмехнулся.

— Вот показания свидетелей: таксист Мамедов, автомашина 13-77 ММТ. Следовал за «Москвичом» Макарцева на расстоянии ста метров. Видел, что произошло, и из ближайшего автомата позвонил в милицию. После этого патрульную машину направили в погоню. Шофер уборочной машины 91-54 МОР Окунь двигался по левой стороне навстречу… Акт дорожного происшествия… Превышение скорости до 95 километров в час. На правом крыле и капоте «Москвича» следы ударов, кровь.

— А те двое? — она замялась, не зная как их назвать и как спросить. — Они… что?

— Как раз принес заключение патологоанатома. Вскрытие показало у обоих наличие алкоголя в крови — в средней степени.

— Значит, они сами виноваты!

— Больше того, они переходили улицу в неположенном месте.

— Вот видите, я же говорю! Сами и поплатились…

— Сами-то сами, — Утерин почесал затылок. — Это смягчает вину вашего сына. Но много остается. Пьяный за рулем — раз. Превышение скорости — два. Оба пострадавших со смертельных исходом — три. Не остановился, чтобы оказать помощь, — четыре… Решать будет суд…

— Суд? Подождите, — глаза Зинаиды Андреевны наполнились слезами, и вся ее твердость рухнула. — Объясните, что я должна сделать, чтобы суда не было?

Утерин смотрел на нее внимательно. Вопрос можно было понимать по-разному, но сама постановка его свидетельствовала о том, что его собеседница имела определенные возможности.

— Таких советов давать не могу. Лучше вам самой решить этот вопрос.

— Я должна посоветоваться с мужем. Но он сейчас в больнице. Вы знаете, кто он?

— Знаю. Это узнать нетрудно.

— Я тоже так думаю… Скажите, а могу я увидеть сына?

— Вы просите свидания?

— Да, да! Свидание!

Утерин тщательно погасил сигарету о каблук ботинка, бросил в корзину для бумаги, медленно поднялся, дело положил в сейф, запер его и вышел. Зинаида успела наплакаться, вытереть слезы и тщательно привести себя в порядок. Только глаза остались вспухшими и красными. Еще никогда она не чувствовала себя такой старой.

— Учитывая, что вы — жена Макарцева, свидание разрешили, — произнес Владимир Кузьмич с порога, — но ваш сын отказался.

— Не может быть! — воскликнула Зинаида Андреевна, пораженная этим больше, чем всем предыдущим. — Неправда!

— Если хотите, — сухо сказал Утерин, — можем привести его.

— Насильно? Нет уж!.. Я могу быть свободна?

Она гордо поднялась.

— Я отмечу ваш пропуск.

Утерин глянул на часы, проставил время и расписался. Он посмотрел вслед Макарцевой. «Самых красивых женщин отбирает для себя начальство», — промелькнуло у него. Но зависти в этой мысли не было.

Зинаида вышла из ворот, не чуя под собой ног, остановилась, не зная куда двигаться, что предпринять, к кому обратиться. Второй удар, после инфаркта Игоря, обрушился на нее. Но мужу она ничего не скажет. Она будет бороться сама.

Игорь Иванович болен, но с его положением не могут не посчитаться. Она не имеет права расслабиться, позволить несчастью взять власть над ее нервами. Она будет рассуждать, как обычно делает Гарик, начиная с основного, а не второстепенного, и действовать так, будто это не ее сын, а чужой, будто это лишь ее общественный долг — спасти ребенка, попавшего в беду. Придумав эти слова — общественный долг, она решительно подошла к машине. Двоенинов безмятежно подремывал за рулем. Он вложил руки в рукава, чтобы не стыли, и добирал невзятое у сна ночью.

— Я не поеду, Лешенька. Мне рядом. Можешь быть свободен…

— Понял. А тут, на Петровке, случилось что?

— Общественные дела, — она беззаботно усмехнулась. — Поезжай в редакцию.

Было утро, светлое и веселое. Начинался рабочий день, мимо нее спешили люди, на ходу переговариваясь. Из подъездов выкатывались коляски. Все вокруг знали куда они идут, что и зачем делают. Зинаида Андреевна, уже решив действовать, все еще, однако, судорожно пыталась направить мысли по одному руслу. Но они растекались, а выползала другая, ненужная, отчаянная: что же теперь будет? Эта мысль только сбивала, мешала другим, создавала в душе панику.