Юрий Дружников - Ангелы на кончике иглы

— Так и сказал? — ухмыльнулся Ивлев.

— Меня не то задело, что он запугать хотел, а то, что мамашей назвал. Я считаю, что отдел коммунистического воспитания просто обязан вмешаться!

Старушка поднялась, протянула обоим тонкую сухую ладошку и юркнула в дверь.

— Ну, что скажете, Ивлев? — Яков Маркович остановился перед ним, широко расставив ноги и сунув руки в карманы.

— Да любая нормальная газета в мире рассыпала бы набор и на первой полосе дала бы об этом отчет!

— Не булькайте, Слава, вы не чайник. Подумайте лучше: если Сашу забрала милиция, так как он виноват, почему его не было в списке?

В список, который готовит Управление внутренних дел Мосгорисполкома и который каждое утро кладут на стол первому секретарю горкома, попадают партийные работники, актеры, журналисты и прочая элитарная братия, совершившая антиобщественные поступки в течение истекших суток. Если Какабадзе попал в список, Кашину уже сообщили бы для принятия мер.

— А что вы, Рап, предполагаете?

— Стало быть, у них была причина не включать его в список.

— Рыльце в пушку?

— И тогда, если они явно виноваты и скрывают это от горкома, для спасения Какабадзе мы можем вспомнить, что мы — центральная газета. И, так сказать, побороться за честь мундира. Правда, Ягубов — слизняк. Но, может, удастся подключить Макарцева?

— Газета — против МВД?

— Во-первых, МВД — не КГБ, а видимость законности сейчас соблюдается. Во-вторых, это только Управление города, мы же городу не подчиняемся. Если всплывет щекотливое дело, министерству выгоднее будет отмежеваться. Ну, что, Слава, рискнете? Тогда с Кашиным лучше поговорить мне.

— Почему?

— Двоюродный брат моей покойной жены работает бухгалтером в «Зоообъединении».

Вошел он к Кашину торжественно, как входят для поздравления.

— Ну, Валентин, наверно, я тебя обрадую. Мальки дефицитных рыб нужны?

— А есть канал?

— И какой! Сможешь с черного хода получать редкие экземпляры. И главное, без спекуляции, абсолютно законно.

— Просто не верится! — Кашин поднялся со стула. — Я ваш должник, Яков Маркыч.

— Об этом не думай! Ну, я пошел… — Раппопорт повернулся к двери. — Да, Валя, кстати. Про Какабадзе не слыхал? Пропал парень, наш человек, комсомолец… В списке его не было?

— Я бы знал, — обиделся Кашин. — А что?

— Так я и думал. Значит, не виноват.

— А в чем?

— Да говорят, его ни за что избили в милиции. Надо это выяснить. У тебя в МВД есть людишки? Узнай… Мы ведь с тобой партийная газета — сильнее их!

Валентин задумался. Выяснить, что произошло с сотрудником редакции, было его прямой обязанностью. Он набрал номер Утерина и попросил навести справочку насчет Какабадзе. Кашин и Тавров поговорили о рыбах, когда Утерин перезвонил.

— Какабадзе Александр Шалвович — ваш? У нас! В тюремной больнице в тяжелом состоянии. Драка по пьяной…

— А почему в тюремной-то?

— Стало быть, виноват! Разберутся…

— Пока разберутся — меня начальство вызовет. Я что — глазами хлопать буду?

— Надо самим разобраться, — вмешался Раппопорт.

— Володя, — продолжал Кашин в трубку, — сделай пропуск, мы отправим сотрудника. Идет?

Раппопорт ввалился в комнату спецкоров.

— Кашин помог затолкать вас в МУР, Славик. Только будьте осторожны. Они и вас в два счета подошьют к делу.

— Я им не дамся!

— Тогда действуйте…

На ходу застегивая пальто, Ивлев сбежал по лестнице и остановил первую попавшуюся машину. Это был самосвал, груженный снегом. За три рубля шофер согласился везти куда надо и действительно плевал на все и ехал на красный свет. Быстрая доставка, однако, не помогла: часа полтора ушло на оформление пропуска.

— Говорить разрешаю недолго, — с показной строгостью сказал хирург в офицерских погонах.

Он был худой и длинный. Плечи у него, казалось, вообще отсутствовали.

— А что с ним все-таки? — спросил Слава.

— Писать будете? — уточнил хирург. — Распишите покрасивее, это ваш брат умеет. Пьяная драка и прочее… Возишься с таким и думаешь, а стоит ли возиться-то? Трещина в основании черепа, сломано два ребра, уплотнение в правой почке, лицо всмятку.

Хирург повернулся, ушел. Шаги гулко уносились по коридору. Славик вынул из кармана четвертак, оглянувшись, протянул молодому и симпатичному охраннику.

— Я один поговорю. Не бойся, ничего не будет.

Охранник оглянулся, спрятал деньги за голенище сапога и остался в коридоре. В палате было коек двенадцать, дух смрадный, больные все тяжелые. У потолка два окна с намордниками. Потолок в желтых подтеках — где-то сочилось сквозь перекрытия из канализации. Ивлев шел от кровати к кровати, ища Какабадзе.

— Ты? — Саша хотел улыбнуться и не смог.

Глаза его стали мокрыми, слезы потекли мгновенно. Ивлев опустился на колени на грязный пол, чтобы очутиться поближе к забинтованной, точно шар, Сашиной голове.

— Как тебе удалось… сюда? — губами еле слышно прошевелил Какабадзе. — Я думал, умру, никто не узнает…

— Чушь! Ты знаешь, мы — люди пробойные. Времени в обрез, тебе говорить нельзя. А суть? Можешь?

— Меня опять будут бить, если скажу… Больно…

— За что?

— Просто так… Садисты…

— Да кто?! Кто, старик?

— Я искал такси…

— Спешил к Инке?

— Она сказала?

— Она. Да Инка свой человек, последний кусок хлеба отдаст.

— Я знаю… Не говори Наде…

— Наде? Не скажу. Ты искал такси и…

— Ага! На тротуаре милиционер. Я голосую, машины не останавливаются. Он подходит: «Здесь остановка запрещена — никто не остановится. Пройди отсюда». Я рассердился: замерз, а он в валенках и ему делать нечего. Я говорю: «Давай спорить. Если остановится — червонец с меня, не остановится — с тебя! Сейчас остановится, вот увидишь!» А он говорит: «Точно! Остановится!» Смотрю, прямо возле меня раковая шейка. В ней двое. «Садись!» — говорят мне. Я говорю: «Это мне не подходит, мне такси надо». — «Садись, говорят!» Меня за руку втащили и сразу поехали.

— Куда?

— В райотдел милиции. Но это я уже на другой день понял, потому что бить они меня начали сразу, еще в машине, когда обыскали. Связали руки ремнем и били… Они думали, грузин, денег много. А когда привезли в милицию, к ним еще дежурный подключился. Я им: «Я не типичный грузин, я нищий». «Будешь, — говорит, — знать, грузинская морда, как наших русских баб хапать!» Они меня ногами били, и кастетами, и табуретку кидали из угла в угол, она мне по голове задевала. И опять спрашивали, где я деньги прячу. А когда я уже двигаться не мог, окружили и мочились на меня, все старались в рот попасть. Я захлебнулся…

Саша прикрыл глаза, сморщился то ли от боли, то ли от воспоминаний.

— Говорят, судить будут. А за что? Славик! Берегись их!

— Да ты успокойся, Сашка. Теперь мы вмешались. Если что, Макарцева попросим.