Алексей Шубин - Доктор Великанов размышляет и действует

Пройдя с километр, Санька постучал палкой по дереву, и из кустов откликнулся мужской голос:

— Ведешь?

— Веду.

Доктор Великанов почувствовал, как его с двух сторон подхватили сильные мужские руки, обладателей которых он рассмотреть не мог.

— Не бойся, доктор! — сказал над самым ухом густой бас дедушки Дуба.

Шли долго. Доктор, доверившись провожатым, почти висел на их руках.

Путь закончился неожиданно — не громким, но грозным окликом:

— Стой! Кто идет?

— Дуб и Вяз.

— Перца привели?

— Здесь Перец.

Через две минуты доктор Великанов оказался в землянке, освещенной немецкой ацетиленовой лампой. Обстановка была фантастическая. Все пространство тесного помещения показалось доктору заполненным бородатыми вооруженными великанами, исполинские тени которых в самых причудливых сочетаниях двигались по коричневым глиняным стенам.

— Разрешите познакомиться: Дядя Миша, командир отряда! — отрекомендовался один из бородачей. — Очень неприятно, что пришлось вас беспокоить, но вынудили обстоятельства — нужно раненым помочь. В сегодняшнем бою…

— Вот наш госпиталь! — сказал Дядя Миша, спускаясь вместе с доктором в соседнюю землянку, более просторную и чистую, где на мягком сене лежало около десятка раненых.

Если не считать полушубков и оружия, здесь не было никакой обстановки.

Принесли свет, горячую воду, и доктор смог приступить к работе. Перевязав голову одному раненому и взяв в лубок сломанную ногу другого, доктор Великанов подошел к третьему, с забинтованной рукой. Этот третий был высок, худ и бородат.

— Ну, а тебе где дыру просверлили? — спросил доктор, любивший шутить с больными и всегда говоривший им «ты».

Сквозная рана в плече партизана не была страшна, и доктор в несколько минут справился с ее обработкой.

— Ловко! — похвалил его раненый партизан. — Только я вижу, Великан, что ты меня позабыл и здороваться не хочешь.

Доктор присмотрелся к говорившему, но не узнал его.

— На скольких заседаниях вместе сиживали, ругались бывало… Неужели не узнаешь?

Доктор в изумлении отступил на шаг.

— Позволь!.. Никак Сергей Прокофьевич?

Перед доктором Великановым лежал Сергей Прокофьевич, тот самый вышестоящий товарищ из горздрава, с которым он беседовал по телефону в первой главе нашей повести.

И здесь случилось то, что никогда бы не могло случиться ни в горздраве, ни в больнице, ни на улице города: старые знакомые обнялись и, соединив воедино бороды, троекратно, по старому обычаю, расцеловались.

— Тебе, Арсений Васильевич, эта передряга в пользу пойдет, — сказал Сергей Прокофьевич, — ведь прежде ты дальше своей больницы ничего не видел.

— Возможно. Но я знавал администраторов, не видевших из-за цифр живого дела.

Оба спорщика держали друг друга за руки.

— И хорошие все-таки были времена! — сказал Сергей Прокофьевич.

— Очень! — подтвердил доктор Великанов. — И опять будут хорошие.

— Обязательно!

— И тогда мы поговорим обо всем! — многозначительно сказал доктор.

— По телефону?

— Всеми доступными нам средствами…

Разговор прервал Дядя Миша, пригласивший обоих к общему котлу. Ужин был сервирован очень просто, но эта простота искупалась обилием и качеством блюд.

— Состоим на довольствии германской армии, — объяснил Дядя Миша. — Отказа ни в чем не имеем. Да что говорить, даже ваш Мазепа не имеет недостатков в стимулах.

И действительно, Мазепа выглядел хоть куда. Доктору даже показалось, что он несколько зазнался: во-первых, слишком высоко задирал голову, а во-вторых, счел возможным приветствовать доктора совсем коротким ржанием, в котором слышалось больше вежливости, нежели благосклонности и уважения.

Целые сутки, к немалой тревоге Ульяны Ивановны, пробыл доктор в партизанском стане, и так ему там понравилось, что в конце концов он изъявил желание остаться в лесу совсем.

Однако Дядя Миша отрицательно покачал головой.

— Думали уже об этом. И доктора иметь своего нам очень удобно, но только разведку ослаблять нельзя.

— Потом я хотел бы получить оружие…

Но Дядя Миша без колебания отверг и эту просьбу:

— Мы могли бы вооружить тебя всем, до пулемета включительно, но это не нужно. Риск оправдывается достигаемой пользой.

Доктор подумал и согласился.

В других отношениях Дядя Миша был щедр.

— Из немецких трофеев что хочешь выбрать — пожалуйста, не стесняйся. Вчера целую машину доставили. Вон ящик лежит: думали — шоколад, а оказались игральные карты…

К вечеру следующего дня страдания Ульяны Ивановны стали неописуемы.

Они рассеялись лишь когда сам доктор Великанов, живой и невредимый, и даже веселый, с помощью того же Саньки-Телефона переступил порог хаты.

Однако свою радость Ульяна Ивановна искусно скрыла под маской хозяйственной хлопотливости.

— Вернулись, Арсений Васильевич? Снимайте сапоги, я просушу их, да к печке присаживайтесь. Сейчас дровец подкину, щец разогрею.

— Я сыт, Ульяна Ивановна. Нынче меня трофейным обедом кормили.

— Не дело, батюшка, всякую гадость есть.

— А ведь я подарок вам принес, Ульяна Ивановна, — проговорил доктор.

Ульяна Ивановна не поверила глазам — в ее руках оказались карты. Но она слишком хорошо помнила взгляд доктора, поразивший ее в немецкой комендатуре, чтобы открыто выразить свою радость.

— Хорошие карты! — сказала она. — Вроде атласные. Только валеты и дамы чудные, не разберешь сразу — мужик или баба.

— Привыкнете, Ульяна Ивановна, — сказал доктор. — А теперь погадайте-ка на меня разок…

«Ой, смеется!» — опасливо подумала Ульяна Ивановна.

— Только уж по всем правилам. Давайте я сниму.

Будь Ульяна Ивановна не так озадачена, она, конечно, заметила бы проделанную доктором небольшую манипуляцию с карточной колодой.

Ничего не подозревая, она не без торжественности приступила к гаданию.

— Что было? Были у вас, Арсений Васильевич, червонные хлопоты и собственный разговор с бубновым королем.

— Правильно, Ульяна Ивановна, — сказал доктор. — Червонных хлопот было порядком. Что же касается собственного разговора, то, насколько я себя помню, я никогда не вел чужих разговоров.

— Теперь — что будет? — продолжала Ульяна Ивановна. — Трефовая дама со своим интересом и вообще.

Ульяну Ивановну бросило в пот. Трефовая дама присоседилась к доктору Великанову так близко и с такими недвусмысленными намерениями, что истолкованию вслух это подлежать не могло, — тем более, что женское общество, окружавшее доктора Великанова, было очень ограниченно.

Но доктор был любознателен.

— Ваши слова меня не удовлетворяют, Ульяна Ивановна, — сказал он. — Я хотел бы обстоятельнее выяснить свои взаимоотношения с трефовой дамой.