Гусейн Аббасзаде - Трудный рейс Алибалы

И то сказать, эти семнадцать дней, минувших со дня смерти Хырдаханум, Агадаи ни на час не оставлял его одного. Отвлекал делом или разговором от тяжелых дум; время проходило незаметно.

Но вот он остался один, совсем один, и боль и тоска сразу накинулись на него, словно торопились наверстать упущенное, показать свою силу.

Прошло несколько часов после звонка Дадаша, а голос его все еще звучал в ушах Алибалы. Он упрекал себя в том, что зря не ответил Дадашу, не сказал прямо и честно, что не желает с ним разговаривать, что между ними все кончено. Бывают ведь такие минуты, когда надо говорить открыто, называть вещи своими именами: белое — белым, черное — черным. Но, вспоминая свою поездку в Кубу, Алибала находил некоторое утешение в том, что по крайней мере там, в гостинице, он высказал Дадашу все, что думает о нем. Если бы он не сделал этого тогда, сейчас, в эти траурные дни, он не смог бы высказать ничего… И еще Алибалу одно утешало: не будь откровенного разговора в гостинице, он никогда как следует не узнал бы Дадаша, не разглядел бы его подлинного лица…

Позвонили. Алибала, задумчиво перебирая четки, медленно поднялся и пошел открывать.

— Кто там?

— Я, Алибала-ами. Явуз.

Улыбаясь, Явуз поздоровался. Вошел в коридор без приглашения, как свой человек.

Алибала не ожидал, что Дадаш так быстро пришлет человека за чемоданом. Он считал, что Явуз прибудет в Баку только завтра утром. Что за спешка, ведь еще не конец света, столько ждали своего чемодана, могли бы подождать еще день. «Да он только и ждал звонка — не успел я получить чемодан, как племянник уже тут как тут. И что удивляться: ведь интерес Дадаша — в этих вот чемоданах». Хорошо хоть, что на этот раз Явуз явился без подарков, без его, Алибалы, «доли» или «пая», как он говорил, а то пришлось бы прогнать и его.

— Явуз, сынок, ты что, был в Баку? Дядя позвонил тебе?

— Нет, прямым ходом из Кубы.

— Из Кубы? Так быстро?!

— Машин на дороге не было, гнал со скоростью сто. — Словно поздравляя Алибалу с окончанием какого-то важного дела, Явуз сказал: — Хоть и долго пришлось ждать, а все-таки кончилось так, как мы и предполагали. Мой дядя мудрый человек, знает, к кому обращаться в трудную минуту.

Алибала пропустил эти слова мимо ушей. Чемодан стоял в коридоре. Получая его в милиции, Алибала бегло заглянул в него. Он наизусть помнил, что лежит в этом чемодане, и на всякий случай проверил его: все оказалось на месте…

— Если не спешишь, сынок, проходи, отдохни, такую дорогу отмахал… А если спешишь, вот чемодан, можешь забирать.

— Зайду на минутку, мне надо кое-что вам передать.

Они вошли в комнату. Внимание Явуза привлекла большая фотография на комоде. Он вспомнил, что в прошлый раз, когда он был в этой комнате, этой фотографии не было. Похоже, Алибала был дома один… Судя по тому, что рядом с фотографией женщины стояла ваза с цветами, он стал догадываться, что это с чем-то связано, но о том, что у Алибалы умерла жена, он все же не подумал, это не пришло ему в голову, а Алибала ничего не сказал ему о случившемся.

Явуз достал из кармана несколько новеньких пятидесятирублевок и положил их на стол перед Алиба-лой:

— Здесь четыреста рублей. Дядя Дадаш послал.

— Так вот что ты должен был мне передать? — спросил Алибала.

Яйуз не понял, почему Алибала с таким удивлением спрашивает.

— Да, Алибала-ами. Дядя просил передать вам.

— Но я не просил у него денег. Несколько дней назад я говорил с ним по телефону, чтобы не посылал. И сегодня, разговаривая с его женой, я не упоминал о деньгах. Не понимаю, для чего он прислал их?

— Я не знаю, о чем был разговор. Но он дал эти деньги, и я привез.

Алибала придвинул деньги Явузу:

— Забери. Как привез, так и отвези, отдай своему дяде.

— Алибала-ами…

Алибала не захотел слушать Явуза, словно заранее знал, что он скажет.

— Возьми, возьми, положи в карман! Явуз опешил. Он не представлял себе, что товарищ его дяди может так рассердиться из-за денег. Наоборот, его беспокоило другое: он подумал, что, наверное, Алибала потратил много больше, чтобы выручить чемодан. Но к этим четыремстам, которые дал Дадаш, он мог добавить только сотню, больше при нем денег не было.

— Алибала-ами, прошу вас, не сердитесь. Прошлый раз, когда дядя узнал, что вы хотели вернуть свой пай, он очень огорчился. Теперь, если я отвезу ему эти деньги, он будет ругать меня на чем свет стоит.

Алибала исподлобья смотрел па Явуза. Парень изменился в лице, щеки залило румянцем. «Хоть и гласит пословица, что герой — в своего дядю, Явуз вовсе не похож на Дадаша, и это очень хорошо. Не потерял еще ни стыда, ни совести… А вот дядя…» Даже когда Алибала сказал Дадашу, что нехорошими делами он занимается, Дадаш, против ожидания, не устыдился, не взмок от волнения наоборот. Алибала не мог забыть посеревшего от злости лица и трясущихся в гневе губ Дадаша. Да, надо растерять всю совесть, чтобы, занимаясь нечестным промыслом, оправдывать свое поведение да еще обвинять других…

Явуз еще стыдился… Деньги лежали на столе. Он не хотел брать их, хотя ему стало ясно, что, если даже он упадет на колени перед Алибалой, тот денег не примет, что его слово — твердое и окончательное, говорить с ним о деньгах бесполезно, — наоборот, если он заговорит о них, старик совсем рассердится и вытолкает его в шею. Лучше всего подобру-поздорову самому убраться отсюда.

Алибала еще раз сказал:

— Забери, забери эти деньги, чтобы я их не видел. И Явузу ничего другого не оставалось — он сунул деньги в карман и поднялся:

— До свиданья.

Он так спешил уйти, что забыл даже о чемодане, Алибала напомнил:

— А чемодан? Ты не берешь?

— Надо же! Главное-то и забыл, — покачал Явуз головой, взял чемодан и еще раз сказал: — Будьте здоровы, Алибала-ами.

— Всего хорошего, сынок.

Отправив чемодан в Кубу, Алибала словно хомут с себя сбросил и облегченно вздохнул.

Был конец июня. Стояла жара, и многие жители Баку, имеющие свои дачи на Апшероне, выехали из города.

Алибала жил на даче с весны — на вторую неделю после новруз-байрама перебрался в Шувеляны и только время от времени ездил в город, чтобы помыться и постирать.

На даче он жил совершенно один. Потихоньку работал в саду. С весны он многое успел сделать: посеял помидоры, огурцы, баклажаны, дыни, арбузы. На свалке собрал много старых труб, огородил ими сад, натянув на трубы проволоку. Вскапывая огород, собрал все камни, сложил их вдоль ограды. Побелил дом, а заодно и камни — получилась вокруг огорода белая кайма. На огороде все принялось, на деревьях завязались плоды. Оставалось ждать урожай. А пока времени свободного было много, он дважды в день — рано утром и после захода солнца — ходил к морю, где даже в будние дни было полно народу.