Наталья Баранская - Девочка у моря

— Надя, иди сюда. Мне это совсем не интересно. Ты ведь не маленькая — сколько тебе лет?

Девочка поднялась и пошла обратно.

— Чего? Сколько лет? Много. Я уже скоро буду выходить взамуж. Завтра мой день рожденье. Исполняется двенадцать. А послезавтра пойдет тринадцатый. Потом четырнадцать, пятнадцать, а там уж и шестнадцать — можно взамуж!

Вера Алексеевна засмеялась: «взамуж, взамуж» — что только болтает ребенок?

— Куда ты заторопилась? Дело это серьезное, вырастешь — поймешь. Тебе пока об ученье думать надо.

— Жениться надо молодой, а старая кому нужна?

Ясно: девочка повторяет чужие слова, разговор этот продолжать не следует.

— Ты лучше скажи, в каком ты классе — в шестом?

— В ше-е-е-стом… — протянула Надя, скучая и уже сделала два шага в сторону.

Вера Алексеевна поняла, что Надя не хочет говорить про учение — может, неважно у нее с отметками.

— Надюша, ты говоришь, что завтра день твоего рождения, — давай отпразднуем. Я приглашаю тебя в час полдника в кафе — на мороженое. Согласна? Конечно, ты должна спросить у мамы. Если она не против, то жди меня около фонтана с пеликаном. Хорошо?

— В кафе?! Правда? — Надя завертелась волчком и завизжала тоненько: — Ой-ой-ой-ой!.. Ой, тетя Вера, я очень хочу в кафе! А что ж я надену? В кафе, так надо ж одеться, а не быть, как та Хивря! — и Надя с веселым испугом оглядела свое платье и туфли.

Назавтра в пятом часу Вера Алексеевна подошла к фонтану. Каменный пеликан цедил из клюва тонкую вьющуюся струйку. В водоеме, окруженном кольцом мелких белых цветов, плавало несколько золотых рыбок. Пахло медом и водой.

Вера Алексеевна оглянулась. Из-за подстриженной туи вышла Надя, и учительница чуть не вскрикнула: девочка выглядела смешно, нелепо. Голубая гипюровая блузка, сползающая с плеч, была стянута в талии золотым поясом, как гимнастерка. Кое-как подметанная юбка походила на абажур. На ногах у Нади были лаковые черные туфли на каблуках. Страшным казалось лицо девочки: она накрасила губы и нарумянила щеки.

Надя подняла на Веру Алексеевну сияющие голубые глаза, но тут же взгляд ее стал растерянным, затем испуганным: так хмуро, неодобрительно глядела на нее учительница. Вера Алексеевна едва удержала на губах строгий приказ: «Иди сейчас же домой, вымойся и переоденься» Она вздохнула, достала из сумки надушенный носовой платок и, протянув его Наде, сказала:

— Умойся у пеликана и вытри лицо, а я подожду тебя на скамейке.

Когда Надя подошла к ней, умытая, по-прежнему милая, Вера Алексеевна поздравила ее с днем рождения и предложила держаться за руку — а то еще упадешь на каблуках — и тут, взглянув на девочку, рассмеялась. Засмеялась и Надя.

— У меня нет ничего — надо же нарядиться, если идешь до ресторану. Я взяла мамино и подметала. Что — очень плохо? Да? — и, склонив голову набок, глянула снизу тревожно и хитровато.

Вера Алексеевна выбрала столик под тентом с краю, посадила Надю напротив.

— Скажу тебе честно: в этом платье ты смешная. Сразу видно, что оно не твое, а взрослой женщины. А лицо никогда не крась, это лишнее.

— А мама красит: и щеки, и глаза, и губы. И вовсе не лишнее, без краски в десять раз хуже.

— Ладно, это мамино дело. Давай посмотрим меню.

Вера Алексеевна предложила девочке поесть, та выбрала сосиски, салат, какао с пирожным и три шарика мороженого разных сортов. Сосиски девочка ела быстро, чавкая и причмокивая. Вера Алексеевна страдала от этих звуков, но терпела — похоже, что Надя была голодна. Принесли сладкое, Надя держалась уже более степенно, не торопилась.

Она разговорилась.

— Я почему хочу скорей взамуж? С мамой не хочу жить, она злая.

— Не следует говорить плохо про маму…

— А я не говорю на нее плохо. Я говорю только: она злая. Распсихуется — даже дерется. И все ругается: на бабушку, на папу… Знаете, у меня есть папа! — Надя взглянула на учительницу, как бы желая убедиться, верит ли она. — Он живет в большом городе. Киев. Слыхали?

Папа здесь отдыхал. Давно, когда был еще студент. Потом он выздоровел. Мама хотела, чтобы он всегда тут жил, а он не схотел. Мама возила меня маленькую к бабушке — показать. Бабушка просила маму отдать меня к ним жить. Я у нее одна внучка. А мама не отдала, Мама хотела, чтоб папа — сюда, бабушка хотела меня — туда…

Вера Алексеевна чуть не спросила: «А что же папа?», но удержалась: девочка растет без отца, возможно, рождена вне брака. Хотела перевести разговор на другое: любит ли Надя купаться? Но девочка даже не ответила.

— …и все там поругались: мама, тетя Вера, папа. А потом, не скоро, я уж подросла — шесть лет, бабушка приехала сюда. Поселилась дикарем, на квартире у тети Маши, прачки. Мне подарков навезла: пальто, платья, форму школьную с двумя фартуками. Я к бабушке каждый день ходила. Она азбуку купила, меня учить, книжки мне читала. Шапочку связала шерстяную. Она сказки знает и про девочку из моря мне рассказывала — про Наяду.

Бабушка просила маму отдать меня учиться в Киев. Там школа лучше. Есть даже с языком и музыкальная есть. А мама сказала: «Не обязательно каждому язык, и пианины тоже не для нас». А у меня слух, музыкальный слух, понимаете? Я песни хорошо играю. Я вам могу сыграть любую, какую схочете — про лебедя, или танго «Золотой цветок», или пластинку Эдиты Пьехи.

Надя задумалась, будто решая, что ей спеть. Вера Алексеевна кивнула официантке, положила на столик деньги.

— Идем, Надюша, пора. Ты мне споешь как-нибудь на берегу…

Они пошли не спеша, и девочка, взяв Веру Алексеевну за руку, продолжала:

— …а мама мне не велела к бабушке ходить, даже отодрала. Бабушка приходила, просила маму. Плакала. А мама скричала: «Если девчонка вам нужна, пускай ваш сын женится!» Бабушка собралась и уехала. Она мне бумажку оставила с адресом, сказала, учись, будешь мне письма писать. А мама нашла ту бумажку и порвала.

— И ей не жалко было бабушку?

— Не, она на нее плохо говорила. Но тут вдруг папа приехал: мириться. Он хитрый: сам мирился, а сам только думал, как меня к бабушке увезти.

Мама меня дала — на недельку. А я там жила и жила, может, и целый месяц. Все помню, уже большая была. У них квартира в старом доме. У бабушки есть пианина… не, рояль. Она на ней играть умеет и песни подбирать, мы с ней пели всякие. Все у них там большое — окна, двери, диван. Альбом есть с золотыми пряжками, а в нем фоты разные: бабушки, дедушки — он уже умер, папы, тети Веры, еще когда они были дошкольники. Бабушка сличала меня с папиной фотой и сказала, что я — вылитый папа, Он красивый…

Вера Алексеевна взглянула на девочку, увидела тонкие черты, прямой носик и подумала, что со временем она будет хороша.

— Раз я не спала долго и слышала: тетя Вера, бабушка и папа говорили в соседней комнате. Про меня говорили. Бабушка сказала, что я непременно погибну, если буду жить с мамой, Как вы думаете — я погибну?