Александр Авдеенко - Черные колокола

Остроумие патера было вознаграждено улыбкой кардинала, первой с часа освобождения.

— Шестых нет? — спросил он, и его мягкая, женственная рука легла на руки патера Вечери.

— Есть и седьмые и двадцатые, но это уже только оттенки.

— Каких же венгров больше?

— Пятых, ваше преосвященство. Тех, которые хотели бы видеть вас преемником Имре Надя.

Кардинал слегка сжал руку патера и пытливо посмотрел на его тонкогубое, надежно защищенное умной, чуть лукавой усмешкой лицо. Прозрачные глаза Вечери ничего не выражали.

— А вы, мой друг, к какой группе принадлежите?

— К самой многочисленной, к самой скромной, самой осторожной и дальновидной.

Кардинал или не понял намека, или не пожелал ограничиться намеком, или хотел услышать ясный ответ на свой чрезвычайно важный вопрос. Строго смотрел на патера и ждал, что он скажет дальше.

Советник вынужден был до конца прояснить проблему.

— Видите ли, ваше преосвященство, я считаю, что опасно трясти яблоню, когда она только еще цветет, можно вместо урожая получить червивый плод, выкидыш, а то и просто кукиш.

Это прозвучало чересчур ясно, и кардинал невольно поморщился, будто ему в ноздри ударила зловонная струя.

Помолчав, придя немного в себя, он спросил:

— А как думают наши друзья?

— Мое мнение никогда не расходится с их мнением.

— А их мнение с вашим?

Это был неожиданный укол, и патер судорожно дернулся, чем выдал свою чувствительность. Смотрите, пожалуйста, какой прыткий кардинал! Полсуток не прошло, как дышит воздухом свободы, а уже палец в рот ему не клади. Надо было дать щедрую сдачу. И патер не поскупился. Сказал, смеясь:

— Я не имею своего мнения, ваше преосвященство, и не пытаюсь его иметь, как некоторые. Пользуюсь исключительно тем, что говорят и думают наши великие друзья. И по этой простой причине никогда не ошибаюсь, всегда точен в своих суждениях.

Кардинал не обиделся. Он поддержал патера коротким смешком, вернее хмыканьем, похожим на смех. Не дал себе воли примас, наступил на горло веселому настроению. Нельзя, не положено вчерашнему узнику коммунистической тюрьмы быть веселым. Побольше серьезности, суровости, глубокомыслия, величественного молчания, глубокой скорби. Весь Будапешт, вся Венгрия, весь мир должны знать, как задумчив, тревожен и печален был примас накануне своего возвращения в вековое гнездо архиепископов.

— А каковы планы наших друзей? — механически переходя на немецкий, спросил кардинал.

— Ваше преосвященство, это слишком неопределенно, и я затрудняюсь ответить.

— Уточняю: планы друзей в отношении Венгрии.

— Всемерная, ежедневная, ежечасная, все возрастающая поддержка в мировом масштабе, вплоть до ООН.

— Только бинтами и ватой, консервами и сочувственными речами?

— Не гневите бога. Столько уже сделано!

— Да, сделано много, но теперь и этого недостаточно.

— А что бы вы хотели?

— Прежде всего надо открыть, распахнуть настежь австрийскую границу для всех венгров-изгнанников, для всех европейцев, жаждущих защищать Венгрию.

— Это уже сделано.

— Нужны самолеты, танки, оружие. Нужны дивизии солдат. Пусть они называются добровольцами или еще как-нибудь. Нужно открытое, широкое заступничество за Венгрию таких великих держав, как Англия, Франция, Германия Аденауэра, Соединенные Штаты.

— Это невозможно. Ваше длительное пребывание в тюрьме, отсутствие газет и радио сделало вас, извините, оптимистом. Англия и Франция не могут за вас заступиться, они завязли в Египте и сами ждут американского заступничества в суэцком конфликте. Соединенные Штаты тоже не могут. Эйзенхауэр связан по рукам и ногам предстоящими выборами: забаллотируют или оставят еще на один срок в Белом доме. Остается доктор Аденауэр. Этот может, этот всегда готов рискнуть, но… В тройке, в пристяжке с великими союзниками ему цены нет, а в одиночку — ноль целых и ноль десятых.

— Грустно мне слушать вас, мой друг.

— А мне еще грустнее говорить это, ваше преосвященство. Да если бы моя власть, моя воля, я бы… и Египет, и Гватемалу, и Алжир бросил, отодвинул в резерв, в долгий ящик и двинул всю мощь Запада сюда, на Венгерскую низменность, где решается судьба человечества! Увы, господь бог не осенил ни Идена, ни Эйзенхауэра своим умом. Только один доктор Аденауэр вкусил, познал мудрость небесного владыки. Поэтому и живет восьмой десяток лет.

Кардинал после долгого молчания сказал:

— А если русские не уйдут из Венгрии, не выполнят своего обещания, неужели и тогда не помогут вам друзья?

— Уйдут! Вышибем!

— Войска такой империи?

— Вышибем или костьми ляжем.

— Перспектива не очень радужная.

Прояснив одну важную проблему, кардинал приступил к другой, тоже имеющей для него первостепенное значение.

— Что думает святейший престол о венгерских событиях?

— Не рискую угадывать мысли святейшего престола. Я знал, что он думал декаду назад, а теперь… другая ситуация, другие мысли.

— А может быть, все-таки рискнете?

— Рискну!.. Папа и его коллеги высоко ценят и надеются, что вы в любой обстановке оправдаете доверие и любовь святейшего престола. Папа и его кардиналы уверены, что вы богом данной вам пастырской властью начертите должный курс венгерским событиям.

— Дальше!

— Святейший престол называет венгерские события не революцией, а национальной освободительной борьбой. Святейший престол уверен, что Венгрия и Запад победят в любом случае, увенчается полным успехом эта борьба или не увенчается.

— Я вас не совсем понял, мой друг.

— Святейший престол считает, что мы уже в большом выигрыше. Пробита брешь в лагере коммунизма на самом главном направлении! Распахнут железный занавес! Затрещал в самом крепком месте Варшавский пакт! Разбежалась партия венгерских коммунистов! В борьбу против безбожников втянута грозная масса. Этого же еще не бывало за всю историю коммунизма. Акция мирового размаха. Мост в будущее. Ключ к настоящему.

— Все это так, конечно. Тем более нельзя быть нерешительным, нельзя ограничиваться полумерами.

— Ваше преосвященство, я уже сказал: когда яблоня цветет…

Сквозь жалюзи пробивался рассвет. Надо было хоть немного поспать перед дальней дорогой. Римские отцы поговорили еще немного и умолкли. Через некоторое время они по-стариковски захрапели. Снился им, конечно, святейший престол.

И сны у таких людей бывают величественными.

Не спали в эту ночь адъютант патера Вечери и шофер Миклош Папп. Поместили их в одной комнате, кровати стояли рядом. Молодые люди разговорились и до утра не умолкали.

Начался разговор не по инициативе Андраша. Глупым, тупым он был в глазах начинающего иезуита, но все же не хотел рисковать. Любопытство и словоохотливость настораживает даже тех, кто в тебе уверен.